Это была не проповедь, а команда, и архидиакон с писцами поспешили ее исполнить. Новость уже распространялась по городу, все колокола звонили об одном. Boni homines в праздничных нарядах и чиновники, которые не успели разойтись, теперь занимали места поближе к епископу, словно еще вчера и не обвиняли его во всех грехах.

– Я чувствую, что под опекой мученицы нам теперь никто не угрожает. Мы снова будем молиться, а вечером перенесем мощи в собор Санта-Крус, устроим торжественную процессию. Они будут выставлены на обозрение в течение восьми дней, пока справа от алтаря не выкопают confessio[62] для хранения святых останков. Разместите их так же, как они лежали в церкви у моря. Мощи были найдены в этой земле, здесь же они и останутся.

Ликование барселонцев не стихало, а песнопения в храме Санта-Мариа распространились во все стороны – до лазурного моря, до предместий. Крестьяне, работавшие в полях, приходили вечером, чтобы причаститься дарованной благодати. И все-таки кое-кто с опаской косился на Французскую дорогу по ту сторону акведука. Именно оттуда могла появиться сильная армия Берната из Готии, грозившего взять Барселону штурмом.

Годы упорных тренировок помогли войску Изембарда выстоять. Пока всадники, неся серьезные потери, отбивались от первых натисков, пехотинцы добрались до ближайшего леса и тоже начали огрызаться в ответ. Люди Изембарда использовали пересеченный ландшафт, атакуя малыми группами, а потом рассыпаясь, чтобы снова соединиться в условленных местах. Их коварные стрелы, арканы и пращи вносили сумятицу в ряды кавалерии Берната, а лес лишал конников свободы маневра.

В полдень Бернат из Готии, разъяренный героическим сопротивлением Рыцарей Марки, приказал запалить лес, и дым вынудил противника выбраться на открытое пространство, где ничто не защищало от кавалерийских наскоков.

– Ну вот и все, – процедил сквозь зубы Изембард, обтирая окровавленный меч Гисанда.

И словно в ответ, со стороны Кольсеролы звонко протрубил рог, а потом послышался цокот сотен копыт.

– Нет, еще не все! – закричал Айрадо. – Это граф Гифре!

Беллониды не покинули Барселону на произвол судьбы. Гифре Уржельский и его брат Миро привели несколько сотен всадников и атаковали кавалерию маркграфа с фланга. Изембард с волнением отметил, что Беллониды применили ту же тактику, которая когда-то спасла их в битве под Осоной. Поредевшее войско капитана восприняло эту помощь как божественный знак.

Кавалерия Берната скомкала строй, и Изембард отдал приказ к атаке. Он шел пешим, ведя за собой чуть больше сотни бойцов. Вместе с ним шли Арманни, Гарлеу, Маиор и Айрадо. Солдаты кричали, им не терпелось отомстить за павших товарищей, но их проклятия заглушал шум копыт.

Битва в чистом поле разразилась жаркая. Изембард перерубал мечом древки копий и уклонялся от разящих наконечников. Он видел, как валится с ног Маиор, пронзенный сразу тремя копьями, и душа его рвалась на части. Изембард в тоске и ярости искал на поле истинного виновника всех бедствий. Бернат из Готии восседал на коне, не принимая участия в схватке.

Исполнившись свирепости, но не теряя при этом головы, капитан прокладывал себе дорогу, оставляя за собой калек и мертвецов, порождая новые легенды о своей несокрушимости в бою. Бернат встревожился, увидев подступающего врага, и приказал двум своим конным телохранителям покончить с рыцарем. Изембард проскользнул под наконечником первого, подбежал ближе и воткнул меч ему в живот. Второй воспользовался этой стычкой и нацелил копье на капитана scara. Изембард обернулся, уже понимая, что не успеет уклониться, но в это мгновение всадник вскрикнул и уронил оружие. А потом, не закрывая вопящего рта, и сам повалился с коня. На ноге его кровоточили четыре глубоких пореза, до самой кости, – как будто гигантский медведь процарапал лапой.

– Ротель… – поразился Изембард, узнав очертания знакомой фигуры рядом с раненым.

Солдата накрыло широким меховым плащом. А когда фигура в плаще отделилась от своей жертвы, горло солдата было перерезано и кровь хлестала ручьем. Рожденная от земли стремительно перемещалась по полю брани, и цель у нее была одна: Бернат из Готии.

– Подожди! – закричал Изембард, но Ротель летела прямо к маркграфу, пользуясь тем, что он остался без охраны.

Изембард спешил вслед за ней, и сердце его сжималось от дурного предчувствия. Ротель – убийца-одиночка, она никогда не принимала участия в многолюдной битве и не знала, что такое прикрывать спину. Дорогу бестиарию преградил пеший солдат – и тут же рухнул наземь, завывая от боли, с четырьмя кровавыми полосами на лице. Бернат, пришедший в ужас от устремившегося к нему привидения в капюшоне, наконец-то вытащил из ножен свой вороненый меч.

По воздуху, вертясь в полете, пронеслась какая-то темная полоса. Она упала рядом с конем маркграфа, приподнялась над землей, и тогда стало видно, что это черная змея с раскрытой пастью. Конь в испуге вскинулся на дыбы и сбросил Берната. А потом копыта растоптали старую африканскую кобру, которой было уже больше двадцати лет. Падение оглушило Берната, нога его была сломана. Маркграф потерял свой меч и взирал на Ротель как на вестника смерти. Им овладела паника, он, как мог, отползал прочь.

– Не так, Ротель! Прикрывайся! – кричал Изембард.

Появление на поле боя легендарного бестиария не прошло незамеченным. Лучник, стоявший неподалеку от своего господина, натянул тетиву и пустил стрелу. Стрела впилась женщине в спину, Ротель выгнулась от боли и задышала тяжело, но продолжала двигаться к своей цели.

Изембард гнался за Ротель со слезами на глазах. Один из солдат маркграфа выскочил ему наперерез и ранил в плечо, так что рыцарю пришлось потратить время еще на одну стычку. Рожденный от земли взвыл от тоски, когда вторая стрела глубоко вонзилась в спину его сестре.

– Господи!

Каждый шаг давался бестиарию все тяжелее, а маркграф вообще не мог подняться с земли. Добравшись до своей жертвы, Ротель скинула с головы капюшон, и, хотя две раны жгли ее огнем, Бернат узрел перед собой самую прекрасную женщину в своей жизни, с которой не могла сравниться даже Ришильда. А потом лицо Ротель исказилось бесовской гримасой, и Бернат издал отчаянный вопль. Изембард с расстояния в двадцать шагов увидел в руках сестры два длинных ржавых гвоздя – быть может, со святотатственным безразличием вытащенных из какой-то статуи распятого Христа. Ротель переставляла ноги с огромным трудом, по земле за ней стелился кровавый след. Женщина сбросила свой тяжелый плащ и настигла Берната, который все еще пытался ползти.

– Теперь, маркграф, ты узнаешь, что такое тьма!

Ротель, не раздумывая, вонзила гвозди в глаза Бернату. Без малейшей жалости, на всю длину. И тогда ее настигла третья стрела. Время как будто замедлилось, Изембард видел, как содрогается тело Рожденной от земли, как вытекает на траву ее кровь. Он кричал, и душа его тоже обливалась кровью. Ротель опустилась на колени, на мгновение замерла, а потом упала на Берната – скулящего от боли, с изуродованным лицом. Двое солдат, трясясь от страха, уволокли своего господина прочь.