– Чего ты хочешь, Элизия? – не на шутку рассердилась Года. – Чтобы я пошла его утешать? Слишком поздно.

– Нет. Я хочу, чтобы душа Барселоны заговорила. Он нуждается в тебе. Я много раз видела, как ты оставляешь Дары в церкви Санта-Мариа, а сейчас ты страдаешь из-за разрушений, которым подвергается этот храм. Я тебя хорошо знаю, я уверена, что тебе известно такое, что не известно больше никому. – Года продолжала упрямо молчать, и тогда Элизия протянула к ней свою израненную руку. – Тогда получается, все это было напрасно, Года.

И тотчас вышла из святилища, оставив хозяйку с грузом одиноких мыслей.

Еще не рассвело, когда Феликс, слуга Годы, появился в церкви у моря и прошептал на ухо Фродоину послание от своей госпожи. Епископ не раздумывая вернулся в город. Он вспоминал фреску святой Эулалии в соборе и настойчивость Годы, непременно желавшей видеть на заднем плане этот скромный храм на песчаном пляже. Сердце священника трепетало, когда он спускался в крипту старинной вестготской церкви, что возле графского дворца.

– Я пришла сюда, потому что об этом попросила Элизия, – холодно произнесла Года, стоящая в центре крипты, спиной к Фродоину.

Священник обошел Году, теперь они стояли лицом к лицу.

– Здесь все началось, здесь все и закончится, – обреченно вздохнул епископ. – Завтра к городу подойдет Бернат из Готии. Мы откроем ворота и падем к его ногам, принимая заслуженное наказание. Я, как главный изменник, получу свое первым, но еще многие разделят со мной эту участь.

– Как ты посмел отправить Элизию на ордалию? – Года не удержалась от крика.

От этой вспышки гнева епископу стало даже легче. Теперь он видел перед собой ту женщину, которую любил.

– Ты говоришь так, потому что любишь Элизию как сестру. Но ты знаешь, почему я так поступил. Знаешь, как никто другой. Только Господь мог изменить ее участь!

Года ответила епископу пощечиной, он снес удар молча, понимая, что так она быстрее перестанет гневаться.

– Почему на фреске со святой Эулалией должна была оказаться церковь Санта-Мариа? – спросил Фродоин исподлобья. – Ее останки действительно там?

Года отвела глаза. Ее снова спрашивают о том же самом. Душа Барселоны ждала совета от своих предков, но древние могилы оставались холодны и немы.

– Я поклялась своей матери сохранить ото всех несколько тайн этого города.

– А если эти тайны спасут Барселону? Что бы сказали твои предки? Зачем хранить древние воспоминания народа, если не для того, чтобы защищать и оберегать этот народ? – В глазах Фродоина блеснули слезы. – Почему, Года? Почему ты не соблюдаешь наш договор?

– Тебе ли этого не знать, епископ? Я никому не открывала свое сердце так, как открыла его перед тобой. Тебе ли не знать, что моя семья желала сохранить эту тайну навечно!

Фродоин в раздумье наморщил лоб и тут же понимающе кивнул:

– Святая Эулалия была не только христианской мученицей, ведь так? – Он рассуждал вслух, одновременно постигая сокровенный смысл. – Сервусдеи об этом говорил! Голубка, слетающая с ее губ, – это священная птица Венеры, «дар влюбленных». А для всего города это символ плодородия!

– Несколько веков назад культ мученицы добавился к более древнему верованию, как нередко случалось с христианскими святыми. Если произойдет inventio ее мощей, старинному поклонению придет конец. – В глазах ее появился страх. – Я поклялась этого не допустить!

Фродоин содрогнулся. Теперь он понял, почему Года – это душа Барселоны. Он держал ее руки в своих, гладил и не отпускал. Душа ее рвалась на части.

– Послушай, Года, – заговорил священник. Взгляд его полнился болью. – Ты стоишь перед страшным выбором, как было и со мной в ту ночь, когда ты ушла с Бернатом. Только ты способна наполнить смыслом все, ради чего мы жили эти годы. Барселона – в твоих руках, но и цена тоже высока: быть может, чтобы на свет появилась одна традиция, другая должна погибнуть.

Года молчала. Епископ повернулся к лестнице. Фродоин не собирался ее понуждать, он слишком сильно ее любил. Епископ Барселонский впервые в жизни отступил.

Изембард почти не сомкнул глаз. Кто-то заглянул к нему в палатку, но тут же убежал, заметив, что рыцарь приподнялся на одеяле. Лагерь кишел предателями. К рассвету почти сто человек дезертировали, а оставшиеся совсем пали духом.

Капитан собрал на совет Арманни, Гарлеу, Маиора и Айрадо. Накануне командиры разметили камнями на поле позицию каждой фаланги пехотинцев. Пехоте предстояло устраивать неожиданные вылазки и укрываться в лесу прежде, чем их настигнет кавалерия Берната. Если им удастся посеять сумятицу в рядах противника, продвижение маркграфа к Барселоне захлебнется. Остальное будет зависеть от Фродоина.

– У нас осталось всего триста сорок пехотинцев и семьсот всадников, – уныло сообщил Айрадо.

Изембард молча кивнул. Он вышел из палатки, сел на коня и отправился объезжать те немногочисленные отряды, которые у него оставались. Все солдаты Марки были одеты в брунии и вооружены мечами, которые выковал в Ла-Эскерде Жоан. При умелом маневрировании и хорошей скорости у таких воинов была возможность выжить.

– Слушайте все! Барселона, Уржель и Серданья годами охраняют границы королевства. Такова наша клятва. А здесь мы не для того, чтобы сражаться с сарацинами; наш противник – это наш граф. Мы поступаем так потому, что не ждем ничего хорошего от альянса Берната с Бозонидами и Плантапилосой, брат которого разорил Барселону. Бернат из Готии разоряет наше графство уже много лет.

– А что будущий король Людовик Заика? Чего нам ждать от него? – выкрикнул кто-то из рядов.

Айрадо побежал на голос с плетью в руке, но Изембард его остановил. У этих людей до сих пор не имелось оснований, чтобы рисковать собой, а сам он мог предложить только одно.

– Быть может, нам и от Заики ждать нечего, но если он все-таки взойдет на трон, он не забудет, кто стоял за него с самого начала.

– Чем это нам поможет?

– Поможет требовать, чтобы всею Маркой снова управлял гот. Гифре может стать также и графом Барселонским, как когда-то его отец, Сунифред. В отличие от Берната Гифре живет в своих графствах Уржель и Серданья, обороняя и заселяя свои владения. Эти земли к югу от Пиренеев останутся опасными еще для многих поколений; быть может, здесь всегда будет опасно жить, но все равно с династией Беллонидов на троне мы можем обрести надежду на лучшее будущее для наших детей, жителей приграничья. Вот для чего мы сражаемся. Те, кто в меня верит, сделайте шаг вперед. Прочие могут уходить.

Большинство солдат сделало шаг, другие все еще колебались; в это время с севера на взмыленной лошади примчался всадник.

– Они здесь! – пронзительно закричал он. Из его кольчуги торчала стрела. – Конница Берната здесь!

– Не может быть.