Затем была гонка по ночным улицам до северной окраины, где, после проезда машины с Острихсом, полицейский наряд, по распоряжению мэра, на целых пятнадцать минут перекрыл движение, чтобы отсечь возможных преследователей. В течение десяти следующих минут машина с беглецом достигла развязки, на которой сходились целых три крупных федеральных трассы, и понеслась по одному из шести возможных путей. Уже глубокой ночью они достигли железнодорожного узла в соседнем кантоне, и Острихс немедленно приобрел себе билет на ночной экспресс, следовавший в столицу, чтобы оттуда ближайшим самолетом вылететь в Кальгскую Республику…

* * *

Как раз в то время, когда Острихс, глядя в окно спального вагона, «итожил то, что прожил», папаша Дрио поинтересовался у Анса Гваара, не пора ли поторопить «малыша» с ответом на сделанное ему предложение:

— А то он будет кота за хвост тянуть! Надо его дожать уже сегодня.

Первым делом Гваар позвонил по телефону в дом родителей Острихса под видом знакомого. Мужской голос, видимо отец, ответил ему, что Острихс утром ушел в университет и еще не возвращался. Тогда Гваар лично отправился в указанное место. После довольно долгих розысков и расспросов он убедился, что интересующий его студент в стенах учебного заведения сегодня не появлялся. Еще один звонок родителям Острихса оказался бесполезным, поскольку к телефону на том конце провода никто не подходил. Оставалось выставить засаду у дома. Приехав на автомобиле с двумя своими людьми на место, Анс Гваар обнаружил неприятный сюрприз. Прямо у ворот небольшого дома семейства Глэдди стояла патрульная полицейская автомашина и никуда не собиралась уезжать. Мало того, уже минут через пять один из полицейских подошел к автомобилю, в котором сидела Гваарова бригада, и поинтересовался: что они здесь делают? Пришлось убираться и организовывать скрытое наблюдение.

Когда и на следующий день нигде в городе не удалось засечь Острихса, Гваар сообразил что «малыш», похоже, сбежал. Доклад об этом привел папашу Дрио в совершенное бешенство, особенно после того, как стали поступать некоторые сведения, свидетельствовавшие о состоявшихся контактах беглеца с мэром.

— Ты понимаешь, сынок, — неприятным голосом осведомился у Гваара хозяин, — что он не должен попасть в шайку мэра?

Обвинить Анса в непонятливости было трудно. Он тут же бросился по следу, но след уже простыл.

* * *

На состоявшихся через три месяца выборах Диадарио потерпела сокрушительное поражение. Избиратели поверили, что давно уже осточертевший всем вороватый мэр гораздо более соответствует занимаемой им высокой должности, чем красивая, волевая, энергичная, щедрая и полная планов замечательных реформ претендентка.

— Ознакомились? — спросил Мамуля.

— Да, — подтвердил Тиоракис, кивая, — прочитал все, что там имеется.

— И каково ваше мнение? — Мамуля откинулся на спинку кресла, одновременно опершись локтем левой руки на подлокотник и защемив собственный подбородок между большим и согнутым указательным пальцами.

— Это, господин флаг-коммодор, будет зависеть от того, в каком срезе вас интересует фигурант. О своих намерениях вы меня в известность, заметьте, не поставили. Поэтому, в данный момент могу сказать одно: мне было интересно. Так что, если вы желали просто развлечь своего сотрудника, то в этом, несомненно, преуспели.

Мамуля ухмылялся. В свои почти семьдесят лет он выглядел лет на десять моложе, был подтянут, почти худ, и даже не носил очков, используя их только в редких случаях, когда нужно было прочитать мелкий текст. Наверное, не будет преувеличением сказать, что большинство сотрудников «Пятерки» любили своего начальника. Если попытаться расшифровать это многозначное слово, то получится, что он обладал рядом качеств, которые заставляют подчиненных работать совершенно точно не за страх, и, при этом, не просто — за совесть, но даже с удовольствием. Очевидный профессионализм, умение брать ответственность на себя, а также способности понять и простить сотруднику случайный, вызванный недостатком опыта промах — были только началом его достоинств. Например, он никогда не демонстрировал свое субординационное превосходство зависящим от него людям. Это импонировало чрезвычайно. Он вообще вспоминал о своем высоком флаг-коммодорском достоинстве только в тех случаях, когда нужно было эффектно попредставлять интересы своего департамента на стороне, похлопотать или даже постоять за своего сотрудника. Мамуля никогда не опускался до того, чтобы попытаться отвести от себя неудовольствие более высокого начальства ссылками на промахи своих подчиненных и, напротив, при первой возможности выпячивал их заслуги, добиваясь положенных в таких случаях поощрений и наград. Но и отбирал он себе людей только лично, не передоверяясь рекомендациям кадровых служб. А с теми, кто, по каким-либо качествам оказывался непригоден к работе в его подразделении, расставался без сожаления, стараясь, правда, при этом обойтись без помпы и скандала.

Несмотря на то, что весь личный состав Пятого департамента, за исключением, наверное, только уборщиков, имел армейские чины, стиль общения здесь был сугубо штатский, с некоторым даже налетом интеллигентского вольнодумства. «Пятерка» очень много и плодотворно работала с самым беспокойным, с точки зрения государственной безопасности, слоем населения. Под ее пристальным вниманием находился весь интеллектуальный срез общества: университетская профессура и студенческие сообщества, писательские и журналистские клубы, художнические и артистические тусовки, профессиональные корпорации юристов и менеджеров, научный персонал исследовательских центров и инженерный корпус крупных государственных и частных предприятий… Мамуля полагал, что дух солдафонства, если бы он постоянно витал над его сотрудниками, сильно мешал бы им понимать мотивации и поступки тех людей, с которыми и, нередко, против которых приходилось работать. Это затрудняло бы вживление в среду обитания разрабатываемых «объектов». По такой причине деловые обсуждения предстоящих операций в кабинете начальника Пятого департамента ФБГБ могли носить видимость (но только видимость!) непринужденной беседы с некоторыми, даже, завитушками стеба.

— Я, конечно, питаю к вам известную слабость, — счел необходимым слегка попикироваться со своим подчиненным Мамуля, — но не настолько сильную, чтобы развлекать вас за казенный счет. Вас и без того числят у меня в любимчиках. Слыхали?

Тиоракис слегка пожал плечами, одновременно напустив на лицо выражение скромного недоумения, но промолчал, разумно полагая, что в шутках даже с таким замечательным начальником важно не перехватывать лишнего.

* * *

На службу под начало Мамули Тиоракис перешел всего около года назад из Третьего департамента, занимавшегося внешней разведкой. Он проработал в «Тройке» более десяти лет, побывал в нескольких зарубежных командировках, но не в качестве нелегала, чем грезил когда-то в ребяческих мечтах, а в качестве сотрудника резидентуры, работающего под дипломатическим прикрытием и под чужим именем. Постепенно он понял, что его работа — не более чем рутина, хотя и протекающая на фоне экзотических пейзажей или исторических памятников далеких и не очень далеких стран. Никаких головокружительных комбинаций, никаких тонких перевоплощений. Основной объем работы составлял анализ местной прессы, слухов, сплетен и секретная переписка со своим департаментом. Самыми волнительными и требовавшими некоторой квалификации действиями — были нечастые и весьма стандартные тайниковые операции, а также еще более редкие конспиративные встречи с агентами. Тут самым ответственным и важным делом, подразумевавшим известную изобретательность и ловкость, оставалась игра в «кошки мышки» с туземными контрразведчиками, которых редко обманывал дипломатический статус Тиоракиса. Однако, набор шпионских приемов для ухода от слежки, тоже весьма одинаков и ограничен. Еще были вербовочные мероприятия, также по известным и довольно примитивным схемам, диктуемым опять же стандартностью человеческих пороков. Изучение, пристрастий и слабостей «объекта» почти всегда подсказывало одни и те же методы: игра на ущемленном честолюбии плюс деньги; «медовая ловушка» плюс деньги; шантаж публичным раскрытием какого-либо порока из известного джентльменского набора (гомосексуализм, педофилия, коррупция) плюс деньги; наконец, просто много денег… Никаких особых лавров Тиоракис себе на этом поприще не снискал. Потенциальные «кроты» с феноменальными способностями и возможностями (явление крайне редкое!) в его ловушки не шли, а попадалась все какая-то бесталанная мелочь, которую даже терять в случае провала было не жалко. Однажды случилось и ему самому провалиться, но наличие дипломатического паспорта свело значение этого события опять же к рутинной процедуре выдворения из страны пребывания. Скучно.