– У меня было время, чтобы изучить то, как нужно обращаться с тобой, – сказал Турвишар. – Я этим воспользовался. Делай, что тебе говорят, или я тебя уничтожу. Ясно?

– Нужно было раньше тебя убить, – буркнула Коготь, – но, клянусь богами, ты такой сексуальный[146].

Кирин сел на маленький табурет – единственный предмет мебели в камере, – откинулся назад, поставив его на две ножки, и прислонился к стене.

– Забудь про Коготь, она просто флиртует. Почему мы проиграем? Турвишар, император ждет. Он знает. Даже если вы возьмете меня в заложники, он все равно остановит Гадрита.

– Вы проиграете по той же причине, по которой мы действовали так быстро: потому что здесь, в Шадраг-Горе, время идет по-другому, – объяснил Турвишар. – Возможно, твои друзья заподозрят неладное. Но когда они поймут, что ваш план провалился, здесь пройдет несколько недель. И ты уже умрешь.

И тогда Турвишар ушел. На этом круг замыкается, подводя нас к сегодняшнему дню, верно? Несколько недель прошли, мы чудесно провели время и… о да… я слышу шаги на лестнице.

Вот теперь все закончится.

Спасибо за камень, утенок. Я сберегу его.

Если выбор стоит между жизнью и смертью, то большинство живых существ выберет жизнь. Жизнь, вместе со своей любовницей Надеждой, переплетена с бесконечно большим числом возможностей – в отличие от своей сестры Смерти. Последнюю люди называют королевой Страны Покоя, но содрогаются, когда ее имя произносят некстати. Мы всегда подозреваем, что Смерть – обманщица и что Страна Покоя – все, что угодно, но только не Страна Покоя. Смерть не приносит утешения. Или, что еще хуже, после смерти действительно происходит то, о чем нам твердят жрецы: суд, на котором мы получаем по заслугам.

И воистину, мало кто из нас готов увидеть свое отражение в этом ярком зеркале. Ведь все мы втайне испытываем чувство вины и боимся, что нас признают неполноценными, недостойными. Смерть – последний и окончательный экзамен, к которому, как я полагаю, большинство из нас хотело бы готовиться еще много лет.

Еще не время, милая богиня, еще не время.

Я понял, что думаю об этом, когда увидел, как мальчик двадцати лет жертвует своей жизнью, чтобы спасти родных от неминуемой смерти и забвения. Немногие из тех, кто находился в том зале, были готовы занять его место. Дарзин, несомненно, считал его глупцом. А Гадрит восхищался Кирином, словно странным, чужим существом, которое можно изучать, но не понять. Не знаю, как поступил бы я сам, будь мне предложен такой же выбор, как и Кирину.

Но, с другой стороны, это история не обо мне.

Закончив свой рассказ, Кирин умолк и покачал головой.

– По словам Джувала, человек, который меня продал, был похож на Хариса, – сказал он. – Я никогда не сомневался в том, что это он. Это его последний акт мести. В «Бочонке» он всегда подливал зелья в пиво своим жертвам. Но это сделала ты, верно? Ты никогда бы не позволила мне сбежать.

– Не позволила бы тебе сбежать? А что, последние четыре года ты провел под властью Дарзина? Я организовала твой побег настолько идеально, что обманула даже тебя. – Коготь покачала головой. – Полагаю, я слишком многого жду, рассчитывая на благодарность от своего сына.

– Я не твой сын!

– Ты был сыном Сурдье и Олы. А они – это я. Так что разница невелика.

Кирин бросился на нее, но его остановила решетка.

– Из-за тебя я обзавелся гаэшем…

– Тише. Пусть для остальных это будет сюрприз.

Они умолкли, когда на лестнице раздались шаги: кто-то спускался к ним, насвистывая веселую песенку. Кирину стало не по себе: он понял, кто это.

– Привет, Дарзин, – сказал он.

Лорд-наследник дома де Мон ухмыльнулся.

– Привет, братишка. Приготовился к смерти?

Кирин покачал головой.

– Не знаю. Сколько я тут сижу?

– Недели три. – Дарзин улыбнулся Коготь, взял за руку и поцеловал ее пальцы.

– Он тебе не досаждал?

– Он был очень послушным мальчиком, – ответила Коготь.

– Нет, – сказал Кирин. – Я принял решение: сейчас мне это будет неудобно. Пожалуйста, уйди и никогда не возвращайся.

– Тащи его, – приказал Дарзин и наморщил нос. – От него попахивает, да?

– Ты ванну в камере видишь? – огрызнулся Кирин.

– Я была готова облизать его с ног до головы, но он отказался, – пожаловалась Коготь. Она открыла дверь камеры и сформировала длинное фиолетовое щупальце, которое обвилось вокруг руки Кирина.

Дарзин ухмыльнулся.

– Ага, даже не понимаю, с чего бы вдруг.

Пока Коготь удерживала Кирина, Дарзин связал ему руки.

– Пошли. У нас назначена встреча со старым другом.

Кирин озадаченно взглянул на него, и Дарзин усмехнулся.

– Ксалтората помнишь? – Он расхохотался. – Парень, видел бы ты себя. Клянусь, только ради этого выражения лица и стоило все затевать.

Коготь протянула руку и сорвала с Кирина ожерелье со «слезами звезд».

– Удивительно, что ты сразу этого не сделала, – заметил Дарзин.

– Я надеялась, что ты позволишь мне его съесть, – призналась она. – Но раз этого не случится, то я обойдусь драгоценностью. – Подмигнув Кирину, она спрятала ожерелье и двинулась вслед за Дарзином. Все трое спустились по лестнице к открытым вратам, где их ждал Турвишар.

– Турвишар? – окликнула его Коготь.

Волшебник удивленно посмотрел на мимика.

– Да?

– Лови. – Коготь бросила ему простой гладкий камень.

Кирин широко раскрыл глаза от изумления. Он бросил злобный взгляд на Коготь, но не стал объяснять, чем его расстроил этот «подарок» Турвишару.

Турвишар поймал камень и осмотрел его.

– Что это?

– Просто безделушка на память о Кирине. – Коготь подмигнула Турвишару. – Наверняка ты найдешь ей хорошее применение.

– Коготь, какая же ты сука, – сказал Кирин.

– Ты был прав, – ответила она. – Я действительно пыталась тебя надуть.

Она все еще смеялась, когда все они прошли сквозь врата, и Турвишар закрыл за ними магический портал.

* * *

Кирин никогда не видел изнутри убежище Галена – подземные гробницы, построенные для одного из Верховных лордов дома де Мон. Их забрал себе Педрон, затем его сын Терин, а позднее – Дарзин. Но все-таки Кирин узнал их. О том, что это место ему знакомо, ему подсказал холод, пронзивший его до самых костей. Здесь пахло древней смертью и свежим ядом. Тенье комнаты вибрировало, уродливое и полное зла. Все каменные поверхности были украшены крошечными символами, кроваво-красными завитками и водоворотами.