знакомую с начала всей невеликой жизни её картину — сужающийся к полуночной стороне клин полей, подступающие к дороге рощи и поворот самого тракта, сейчас пустого, словно заброшенного — все, кто мог и, главное, кто хотел уйти из Зосимова, уже ушли. Оставшимся предстояло разделить судьбу александровцев.

… — Отходим, Севка, кому говорят!..

Отродясь Севка Воротников никого не боялся и никого не слушал (ну, кроме только лишь Две Мишени, коего почитал лишь самую малость меньше самого Господа Бога) — а тут послушался. Федор рванул его за рукав, втащил за угол как раз вовремя: кто-то меткий со стороны красных приложился по ним, пуля вышибла кусок штукатурки богатого купеческого дома.

— Федь, дальше куда?

Севка так и не бросил свою любимый «гочкис», правда, использовать пулемёт сейчас можно было лишь как дубину, патроны иссякли.

Федор оглянулся. За спинами — невеликая зосимовская площадь, главная и единственная в городке. Храм святого Георгия-Победоносца за спинами, а дальше…

Из переулка вылетели всадники. Блестят вскинутые шашки, и сами кавалеристы пьяны от близкой победы.

— Гойда! Гойда!

Заметили, пустили коней вскачь. Лошади уже устали, но что до них наездникам, когда вот она, «контра», совсем рядом, и уже даже и не стреляет!..

Петя Ниткин, впрочем, тотчас доказал, что это не так. Офицерский наган плюнул прямо на налетающих всадников, сшиб одного, другого снял выстрелом из браунинга Федор, третьего — Левка Бобровский, зарядивший, наконец, свой чудовищный маузер.

Но красных было слишком много. Они не заметили упавших, клинки взлетели; Севка Воротников прыгнул, прикрывая друзей, железо проскрежетало по стволу «гочкиса», но другой всадник, изогнувшись, хлестнул-таки шашкой куда-то по спине Всеволоду.

Куда-то — потому что Федор и Петя выстрелили разом, красный рухнул на шею коню, сваливаясь на сторону; однако другой уже занимал его место, и карабин поднят, и…

— Сева-а-а!

Заметалось над брусчаткой белое платье. Свалился с плеч платок, поплыли волосы цвета спелого мёда. Невесть откуда, то ли от храма, то ли с самих небес бросилась к ним та самая поповна Ксения, и в руках — тяжеленая «автоматическая американская дробовая магазинка системы Браунинга».

Картечь, вырвавшись из ствола двенадцатого калибра, выпущенная в упор, разворотила грудь одному красному всаднику, обратила в месиво голову другого, бедро третьего, дико кричали раненые кони, словно пытаясь дозваться, объяснить, что они не хотели, что не своей волей!..

Пять выстрелов с кинжальной дистанции, пять пустых сёдел. А в следующий миг Ксения уже упала на колени, обхватывая Севку, и лепетала что-то, что всегда на губах и в сердце русской девицы, на глазах которой погибает любимый.

Федор даже не успел ничего сказать, ничего сделать. Петя Ниткин уже деловито ворочал Севку, зубами надрывая упаковку бинтов; однако с другой стороны площади вдруг ударили в камень копыта, копыта, копыта, вспыхнула вдруг пальба, и разом из нескольких ведущих на северную окраину улочек вырвались всадники, и над ними тоже трепетало знамя, только не алое, а сине-бело-красное со врезкой в левом верхнем углу: соболино-чёрный русский орёл на золотистом фоне.

— Гей! Гей! Бей, не жалей!..

Клич келлеровцев перекрыл даже грохот боя.

Помощь пришла.

Глава XI.1

В штабе Южфронта в ту ночь не гас свет. У входа сбились в кучу автомоторы, уткнувшись друг в друга носами безо всякого порядка. Часовые у входа смотрели хмуро и, хотя никто ничего не знал — а ощущение беды растекалось по городу, словно липкий ядовитый туман; в животах холодело, особенно у советских ответработников.

Горел свет и в Харьковской ЧК.

Сам же товарищ нарком по военным и морским делам склонялся над расстеленной во весь огромный стол картой. Лицо его было хмуро, губы плотно сжаты.

— Что вы предприняли, Рудольф Фердинандович?

— Павел Егоров уже выехал в войска.

— Куда? — поморщился Троцкий. — И зачем, что он там изменит?

— Бывший батальон, а теперь полк Михаила Жадова выдвинут к Купянску. Егоров будет собирать там отходящие части, приводить в порядок и восстанавливать фронт…

Троцкий выпрямился. Холодно блеснуло пенсне.

— А эти «отходящие части» в курсе, что товарищ Егоров будет поджидать их именно в Купянске?

Штаб молчал. Бешанов, стоя за правым плечом Троцкого, обводил краскомов обычным своим взгядом голодного упыря.

Скрипнула дверь, в зал сунулся порученец Сиверса; хотел было спрятаться обратно, но комфронта махнул — заходи, мол.

— Телеграммы, донесения… — сдавленно доложился порученец, совсем молодой парень, явно не из юнкеров и не из прапорщиков.

— Давайте всё сюда, — обернулся Троцкий. — Зачитывайте, товарищ Сиверс.

Бледный, но решительный и злой, комфронта почти вырвал из подрагивающей длани порученца неопрятную пачку телеграфных бланков вкупе с другими бумагами, самыми разными — начиная от аккуратных листков полевых блокнотов и заканчивая обрывками обоев.

— Телеграммы открытым текстом слали, — проницательно заметил Лев Давидович при виде старых бланков с ещё императорским орлом. Заменить их не дошли руки ещё ни у одной власти. — Впрочем, сейчас уже не до секретности, скорость куда важнее.

— Начдив-7, Романов, сообщает, что они отрезаны… надо же, повезло вестовому, пробрался… Докладывает, что пятая и восьмая стрелковые дивизии в окружении северо-западнее Миллерово, это всё, что ему известно. Из трёх полков его седьмой дивизии один, из только что мобилизованных, разбежался… Будет прорываться на запад, навстречу нашим.

— Что ещё? — отрывисто бросил Троцкий.

— Телеграммы… белые окружили 1-ую ударную пролетарскую дивизию под Зосимовым…

— А где Ямпольский и Щорс?

— Почему-то оставили позиции и двинулись на юго-восток.

— Обоих начдивов расстрелять, если только выберутся живыми, — Троцкий обернулся к хищно ухмыльнувшемуся Бешанову.

— Ямпольский опытный командир, военспец, едва ли бы он сорвал дивизию без весомой причины, — возразил Сиверс.

— Какая причина?! — вскипел нарком. — Приказ ему какой был отдан?!

— Во взаимодействии с дивизией Щорса и 1-ой ударной пролетарской овладеть Зосимовым и, если обстановка позволит, преследовать врага вдоль воронежского тракта.

— Приказ имеется?

— Разумеется. У Шульц всё подшито. Немецкая аккуратность… — Сиверс махнул рукой, кто-то из краскомов услужливо раскрыл перед Троцким пухлую папку.

— Вот, пожалуйста. Наши с Егоровым визы… ваша роспись, Лев Давидович…

— Действительно… А где сама Шульц, кстати?

— Послали уже за ней, — встрял Якир. — Автомотор на квартиру погнали.

Глава XI.2

— Хм, странно. Зам начальника оперативного отдела штаба, а почему-то не на месте…

— Так она «зам», — вдруг сказал Сиверс. — А вот начальника оного отдела мы и вовсе тут никогда не видели. Только в ГубЧеКа и сидел.

— Не ваше дело, — отрезал Троцкий. — Где надо, там и сидел. Тем более, что эта ваша Шульц ведь справлялась с обязанностями?

— Справляться-то она справлялась…

— Но? Чувствую в голосе вашем некое сомнение, товарищ Сиверс.

— Но вот мы со временно отсутствующим товарищем Егоровым, Павлом Васильевичем,