Он отвернулся в сторону, в первый раз за все время, что я его знала, избегая встречаться со мной глазами, – Кон, который мог лгать в любых обстоятельствах, да еще и улыбаться вам при этом в лицо. У двери на гвозде висела подкова – должно быть, для удачи, как оно принято в конюшнях. Кон несколько секунд рассеянно водил по ней пальцем, а потом снял и принялся вертеть в руках, нагнув голову, чтобы лучше рассмотреть ее, словно невесть какую редкостную драгоценность.

– Балка обрушилась, – не поднимая головы, произнес он. – Мне очень жаль.

Наверное, я тяжело привалилась к Роуэну, потому что помню, как вмиг похолодело у меня все тело и каким благодатным казалось через тонкую блузку тепло, исходящее от влажного конского бока.

– Балка… – глупо начала повторять я фразу Кона, но не договорила и резко вскрикнула: – Адам? Кон, ты лжешь! Не может быть! Ты лжешь!

Он быстро перевел взгляд на меня, а потом снова на кусок металла в своих руках.

– Он отказывался вылезать. Балка шаталась, ты сама видела, но он отказывался оставить Ситона, сказал, рискнет. Мы делали все, что могли, но вдвоем… только я и Жюли… – Он помолчал и прибавил: – Это произошло за минуту до появления всех остальных.

Пока я скакала домой. Это произошло тогда. Тогда…

Моя рука заскользила по шее коня и запуталась в гриве. Наверное, лишь потому я осталась стоять на ногах. На следующий день я обнаружила на руке царапины от врезавшихся в кожу грубых волосков.

– А ты и рад, да? Ты позволил этому случиться? – воскликнула я с такой яростью, что Роуэн вздрогнул, а Кон снова посмотрел на меня. – За минуту до появления всех остальных… Ну еще бы! Потому что ты позволил этому произойти! Это твоя работа, Коннор Уинслоу, ты хотел его смерти!

– Совсем рехнулась? – медленно произнес Кон. – С какой стати мне желать ему смерти?

– Бог его знает! Как будто тебе нужны причины! Я уже и гадать перестала, как у тебя голова работает. Наверное, тебя устраивало, чтобы он умер, ровно так же, как и то, чтобы Дональд остался жив! Ты считаешь, кроме тебя, никого нет, возомнил себя Богом… все гнусные убийцы так считают! И вот Дональд жив, а Адам… – Я умолкла, словно он ударил меня по лицу, а потом добавила без малейшего налета трагедии или даже вообще каких-либо эмоций: – Ты позволил ему умереть без меня.

И на сей раз я обращалась не к Кону.

Должно быть, добрых двадцать секунд миновало, прежде чем я обратила внимание на воцарившуюся тишину. На то, какая это была тишина. Потом Роуэн легонько топнул копытом по бетону, а я снова посмотрела на Кона.

Он стоял совершенно неподвижно, прекратив наконец вертеть подкову в руках. Глаза у него расширились и стали небывалой синевы.

– Ну-ну, – негромко промолвил он, и в речи его прорезался сильный ирландский акцент. – Так это правда? Я уже начал догадываться – тогда, в комнате твоего деда, но никак поверить не мог… до конца, пока наша маленькая умница не села на лошадь. – Костяшки сжимавшей подкову руки побелели. – Так вот оно что. Теперь-то все наконец прояснилось. – Он улыбнулся. – Аннабель, радость моя, ну и дураком же ты меня выставила!

Я не ответила. Другое все еще застилало мне белый свет, завесой тьмы отделяя меня от Кона. Голос его звучал словно бы откуда-то издалека, точно голос по телефону, услышанный через толстую стену соседней квартиры. Неуместно. Лишь бессмысленным, навязчивым фоном.

Кон шагнул ближе, и Роуэн поднял голову.

– Так это был Адам Форрест, да? Адам Форрест? Господи Иисусе, кто бы подумал? Ну и болванами же мы себя выказали, мы все, а этот чертов романчик протекал у нас прямо под носом! – Лицо его вмиг потеряло всякую привлекательность, исказилось безобразной гримасой. – А стоило тебе услышать, что его жена умерла, так ты сразу и заявилась, сучка. Увидела шанс выжить меня отсюда, Богом клянусь, да еще и обстряпать в придачу свои грязные делишки!

Это вывело меня из оцепенения.

– Неправда! – воскликнула я.

– Вот почему ты на меня и не глядела… Я так и знал, что тут кто-то есть, так и знал. Твой дедушка считал, будто ты встречаешься со мной, но ты и не глядела в мою сторону, верно, Аннабель? О нет, тебе подавай только самого Форреста из Форрест-холла, а не твоего кузена, который годен лишь батрачить на тебя…

Внезапно, ничего не соображая и почти теряя сознание (насколько я вспоминаю теперь) от изнеможения и шока, я увидела в поведении Кона то, о чем все эти годы даже не догадывалась, – ледяную ярость ревности. И вовсе не потому, ручаюсь, что я и вправду была нужна Кону, но потому лишь, что он никогда не был нужен мне. И без того уже было плохо, что я не удостаивала его даже взглядом, но предпочесть другого… А уж открытие, кто он, этот другой, ранило тщеславие Кона до самого сердца. И в тот же миг, тот злополучный миг запоздавшей ясности, я поняла и то, отчего Кон так нелепо солгал насчет ребенка, – из того же тщеславия. Все кругом знали, что мне и дела нет до моего кузена. Но после моего бегства настал его звездный час. Он стал моим тайным возлюбленным. И гнев дедушки казался дешевой ценой за такую возможность потешить свое самолюбие.

Кон сделал еще шаг вперед.

– Полагаю, ты думала, он на тебе женится, да? – Голос его звучал жестоко. – Ты потому и вернулась? Верно? Он уже один раз женился на деньгах, а теперь ты тоже недешево стоишь. В эту игру ты играла, Аннабель? Я угадал? Ну давай же, признайся. Ты затеяла со мной свою игру, и я хочу дознаться до истины.

Он подошел почти к самой дверце стойла. Роуэн стоял смирно, опустив голову и перестав мотать хвостом. Но уши коня подрагивали при каждой новой нашей фразе, а ладонью я ощущала, как по телу его пробегает мельчайшая дрожь, подобно искоркам пламени.

– Но, Кон… Кон…

Мне казалось, я продираюсь сквозь туман – я ведь хотела, должна была сказать Кону столько всего; что-то насчет денег… что они мне не нужны и никогда нужны не были, что он может забрать их, как мы и уславливались, а я получу мамино наследство и уеду… И, кажется, что-то еще: что я порвала его «договор» со мной, а он может уничтожить мой с этой бесполезной подписью «Мэри Грей»… Но главное, что он может получить деньги, что я рада буду отдать их ему ради Уайтскара, потому что мы с Адамом…

Я уткнулась головой в шею коня.

– Нет, Кон. Я больше не могу. Просто уходи. Уйди.

Вместо ответа он подошел еще ближе, совсем к дверце стойла, и взялся за нее одной рукой. Во второй он продолжал сжимать подкову.

– Все это время ты водила меня за нос. – Негромкий голос источал яд и злобу. – Думаешь, теперь я могу довериться тебе еще раз, теперь, когда ты столько обо мне знаешь? И все те побасенки, что ты, мол, оставишь мне ферму и все деньги, – какого дьявола, во что ты играла? Хотела втереться ко мне в доверие? Или оспорить завещание?

– Это была чистая правда, – устало отозвалась я. – Я хотела, чтобы ты все получил. И тебе ведь достался Уайтскар.