торговля достанется феям. И это станет началом конца Атланской империи, ибо ни один из высших народов не будет полностью удовлетворен, пока не сконцентрирует в своих руках всю власть и экономику страны. Начнется гражданская война, которая похоронит остатки цивилизации на этом жалком обломке мира.

— Грядет время перемен, — сокрушенно покачал головой Ферот.

Эберн фыркнул.

— Но перемены подконтрольны. Лишь бы нашелся тот, кому это под силу.

Епископ посмотрел в хитро прищуренные глаза гатляура. Ему почему-то сразу вспомнился Ирьян, к словам которого приходилось волей-неволей прислушиваться из-за его взгляда умудренного опытом человека. Складывалось ощущение, будто бы они знают, как должен поступать Ферот, но великодушно предоставляют ему возможность догадаться самому. Раньше атлана взбесило бы подобное отношение, но теперь он понял, что его раздутое эго такое же пустое, как и рукотворные идеалы Света.

— Что ты имеешь в виду?

— Высшие светлые расы считают, что сейчас в мире существует лишь одна сила — они сами, — Эберн заложил руки за спину и неторопливо прошелся по кабинету, перешагивая через винные пятна. — Но перемены могут идти и с обратной стороны, которую они не замечают. Вокруг немало несогласных с политикой элиты Света, и, позволь заметить, ты в их числе. Я не приравниваю тебя к порождениям Тьмы, нет, ни в коем случае. Однако когда отвергаешь одно мнение, быть может, пора прислушаться к другому?

Ферот болезненно поморщился.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что Ахин…

— Я ничего не говорил про одержимого, — самым невинным тоном промурлыкал гатляур. — Это сказал ты. И пожалуйста, оставь свои мысли при себе. Я не хочу, чтобы ты винил меня в неверном решении.

— Каком решении?

— Не знаю. Но у тебя есть опыт, знания и возможности.

— Чтобы предать свой народ, свою страну?! — воскликнул Ферот, схватившись руками за раскалывающуюся от боли голову.

— Опять-таки я этого не говорил, — бесстрастно возразил Эберн.

— Но нельзя же просто взять и…

— А это и не просто. Но рано или поздно наступает момент принятия решения. Впрочем, ты уже сделал выбор.

— Ты не можешь этого знать, — сквозь стиснутые зубы прошипел Ферот.

— Конечно, — неопределенно повел плечом гатляур. — Я и не знаю. Зато знаешь ты.

— Если ты хотел, чтобы я разозлился…

— Я хотел помочь тебе.

— Как? Подталкивая к предательству?

— А разве ты еще не предал Свет, о котором твердят прочие атланы?

Ферот хотел было ответить решительным: «Нет», — но воздух с хрипом вырвался из его груди, так и не озвучив желанное слово. Конечно, он ведь еретик. Это даже хуже, чем предатель.

«Почему я злюсь? — угрюмо хмыкнул епископ. — Он ведь прав. И свой выбор я действительно уже сделал…»

— Мне очень жаль, но это неизбежно, — продолжил Эберн. — Если не предашь свои былые убеждения и страну, то предашь мир. Если не предашь созданий Света, то предашь порождений Тьмы. Казалось бы, последнее — не такой уж сложный выбор для атлана, да? Конечно, нужно встать на сторону Света, как же иначе! Но так решит только тот атлан, который не видит живых существ за предрассудками и пережитками прошлого. Равных живых существ. Добро уже победило зло? Вздор. И того и другого сейчас в достатке. Но пусть только мысли и поступки определяют, что есть добро, а что есть зло.

Нет, бывший эмиссар гатляуров на самом деле так не думал, он по-прежнему считал все остальные народы отбросами, и одно только упоминание о людях или, например, силгримах вызывало у него отвращение. Но он должен был произнести это, ведь так звучали мысли Ферота, к которым тот упрямо не желал прислушиваться. Эберн считал себя обязанным оказать услугу… другу.

И Ферот услышал.

— Я даже не знаю, с чего начать, — растерянно улыбнулся епископ, внезапно испытав странное облегчение.

— Ты что-нибудь придумаешь, не дурак, — без тени сомнений произнес Эберн и, вновь подойдя к окну, посмотрел на бледное небо, по которому медленно ползли темные облака, чьи рваные края уже окрасились яркими цветами рассвета: — Прости, мне пора идти. Нужно увести общину из Камиена до нападения Ахина.

— Понимаю… Спасибо тебе. За все.

— Не благодари, — бывший эмиссар поморщился, вспомнив ту дождливую ночь, когда им был отпущен плененный одержимый. И вот как оно все обернулось… — Не за что.

Опустив взгляд, он направился к выходу из кабинета. Ферот смотрел ему вслед и думал, что, возможно, больше никогда не увидит гатляуров. Как и былую Атланскую империю.

— Еще кое-что, — Эберн остановился у двери. — Наверное, тебе стоит знать.

— Слушаю.

— Кое-что из наших отчетов о погоне за одержимым и той ночи, когда сонзера напали на квартал фей, вышло за двери совета архиепископов.

— Продолжай, — напрягся Ферот.

— Речь идет о… — гатляур оглянулся на него через плечо, сверкнув глазами: — О сущности Света. По Цитадели поползли слухи, и молодые атланы сильно воодушевились от одного только предположения, что она может иметь материальную форму.

Епископ судорожно сглотнул. В голове роились мысли, порождая этой беспорядочной возней адские спазмы. Залить бы все вином, но… Хватит.

— Самые простодушные, увлеченные и фанатичные клирики начали искать ее едва ли не по всему Камиену, чтобы прикоснуться к священному сосуду и доказать свою веру, — продолжил Эберн. — И вот один из них, не обделенный коммерческим чутьем, пришел к нам в контору, чтобы продать информацию о местонахождении сущности Света. Потребовал он немало, однако…

— Ну? — нетерпеливо перебил его Ферот. — Он сказал, где находится сущность Света?

«Зачем мне это знать?..»

— Где-то в столице. В историческом центре города, как он выразился.

— Это может быть где угодно, — епископ зажмурил глаза и помассировал пальцами вновь вспыхнувшие болью виски. — Цитадель, казематы, центральная площадь, квартал фей и даже северные районы торгового квартала. Катакомбы, подземные хранилища, древние арсеналы казарм, старинные архивы, подвалы ростовщических контор, в конце концов… Где именно?

— А за точность надо платить. Он дал нам срок в день, чтобы мы смогли по достоинству оценить столь ценные сведения и собрать нужную сумму.

— И?

— И бесследно исчез.

— Хочешь сказать…

— Что хотел, то я уже сказал, — Эберн открыл дверь и шагнул за порог. — Прощай, Ферот. Быть может, когда-нибудь гатляурская община вернется в ваш мир. Постарайся сделать так, чтобы мы не разочаровались.

Дверь тихо закрылась.

— Прощай.

***

Ахин поднялся на холм и остановился. Лениво извивающаяся дорога ползла вдаль, выпрямляясь в тех местах, где ее зажимали ровные прямоугольники полей, петляя среди построек пригорода и упираясь в юго-западные ворота Камиена. По правую руку догорал алый рассвет, но город все еще спал. Здесь никто никогда никуда не спешил — все сделают другие.

Поразительно, но столица Атланской