Если допустить, что груз удастся доставить до прибытия драгунов, то что еще надо учесть?

Гроклтона. Кое-кого из таможенных чиновников можно было купить, но они, если были расположены к такой сделке, достаточно быстро давали это понять, а Гроклтон – нет. Айзек пребывал в смешанных чувствах. По его мнению, разумнее, наверное, дать себя подкупить, но Сигалл глубоко уважал человека, готового к схватке, то есть если у того будет шанс. Но мог ли Гроклтон всерьез полагать, что у него есть шанс?

Сигалл помнил только один случай торжества лимингтонской таможни, и это произошло пять лет назад, перед самым появлением Гроклтона. Отколовшаяся группа свободных торговцев начала действовать из пещеры Эмброуз-Хоул в речной долине чуть севернее Лимингтона. Сигалл, разумеется, знал, кто они такие, и перестал использовать их в контрабандном деле, поскольку они не подчинялись приказам. Они занялись грабежом на платных дорогах, потом убили нескольких человек. Все были сыты ими по горло. Свободные торговцы имели оружие, но избегали насилия, если только не атаковали их конвой. Убийства были не в их правилах. Магистрат, мэр, даже он сам – все согласились, что с этим надо покончить. Поэтому Сигалл сообщил таможенному чиновнику об их местонахождении; вызвали войска, провели рейд. В пещере нашли массу украденного добра. И тридцать трупов, похороненных в шахте. Его это потрясло.

Таможенники и военные преподнесли это как успех. Сигалл не переживал, вреда никакого не было.

Но оставался Гроклтон, который держался решительно. За ним могли ежечасно присматривать, но его нельзя было сбросить со счета. Сигалл никогда не пренебрегал угрозой, потому-то и был так хорош в своем деле.

И сейчас, когда он думал о Гроклтоне и соображал, как с ним быть, его посетила еще одна мысль.

Что, если у Гроклтона есть шпион? Хороший. Кто-нибудь из числа свободных торговцев. Это еще одна возможность. Может показаться маловероятным, но учесть следует. Осведомителя, конечно, убьют, если разоблачат. На это свободные торговцы пойдут. Но все же…

Уголок рта у Айзека Сигалла дрогнул. Он размышлял.

Натаниэлю Фурзи нравилось жить в Оукли у Прайдов. Это была приятная, душевная семья. Он быстро сдружился с Эндрю Прайдом. Отец Эндрю имел небольшое стадо коров, а еще торговал древесиной, покупая ее у лесничего по хорошей цене. На окраине Оукли лежали штабеля его бревен.

Первые несколько недель Натаниэль вел себя на диво смирно. Но в скором времени его буйное естество проявилось, и с той поры он не переставал проказничать.

Кучерявому малышу Натаниэлю Фурзи быстро делалось скучно. Учеба у мистера Гилпина давалась ему так легко, что он обычно выполнял задание, когда остальные едва справлялись с половиной. Иногда мистер Гилпин заходил лично и читал с ним. Однажды священник даже поддался соблазну немного поучить его латыни, но, осознав, что Натаниэль усваивает ее слишком быстро, поспешно прервал занятие, пока дело не зашло чересчур далеко.

– Как по-вашему, что мне делать? – спросил Гилпин у коллеги-священника. – Я говорю не о природном уме. У юного Эндрю Прайда его столько же, сколько у любого мальчишки из школы в Солсбери или Винчестере. Я говорю о редкой птице, прирожденном ученом – о малом, который мог бы провести жизнь в Оксфорде или Кембридже. – Он вздохнул. – Осмелюсь предположить, что сэр Генри Баррард или Альбионы заплатят, если я попрошу их отправить его учиться, разумеется, при условии, что согласятся родители. Но…

– Вы лишите его родных, друзей, Нью-Фореста, – ответил коллега. – И если у него ничего не выйдет…

– Он будет как лодка на мели.

– Полагаю, что так.

– В городах проще. Живи он в Винчестере или Лондоне… – Гилпин раздумывал. – Впрочем, я думаю, что то же самое и с народом. В лесных глубинах растут деревья. Чудесные деревья, роняющие тысячи желудей. Один из миллиона превращается в изящный предмет мебели. Отходы природы.

– Это так, Гилпин. Но также основной капитал Англии. Всегда в изобилии.

И священник оставил Натаниэля в деревенской школе, по окончании которой тот, уже выросший, без сомнения, заживет в Нью-Форесте жизнью приятной и спокойной. Пока же мальчик продолжал озорничать.

Одним из главных развлечений, будораживших его живой ум, были розыгрыши. Любил их и Эндрю, но даже его порой поражала изобретательность Натаниэля. Самая последняя выходка затронула семью Фурзи.

Хотя Натаниэль носил то же имя, что Фурзи из Оукли, он быстро согласился с мнением Прайдов об их соседях. Даже без мрачных воспоминаний о предательстве по отношению к Алисе Лайл Прайдам казалось, что Калеб Фурзи – слегка тугодум. Однако Натаниэля Калеб привлекал по другой причине: Фурзи был наполнен страхами и суевериями.

«Я всегда ношу при себе соль, чтобы бросать через плечо», – поделился он с мальчиком. Он боялся заходить в Берли, так как там живут ведьмы. Избегал церкви в Минстеде, считая, что там водятся привидения, а как-то раз по ошибке обошел против часовой стрелки церковь в Брокенхерсте, хотя вряд ли кто в Нью-Форесте стал бы из-за этого переживать, и несколько недель дрожал от страха. Но всякий недобрый знак побуждал Калеба к действию. При виде одинокой сороки он сразу с ней заговаривал; старательно обходил лестницы; заметив черную кошку без единой белой отметины, бежал со всех ног. «Черная кошка – ведьмина кошка», – заявлял он.

Вот Натаниэль и нашел черную кошку. Она была дохлая и не совсем черная, с клочком белой шерсти ниже подбородка. Но он попросил человека, умевшего делать чучела, закрасить белое пятно черной краской и посчитал, что кошка выглядит замечательно. Тогда они с Эндрю взялись за дело.

Не было места, где бы не появлялась черная кошка. Идя по лесной тропе, Калеб вдруг видел эту кошку перед собой, в ужасе поворачивал и ни разу не замечал веревочки, за которую дергали, быстро утаскивая кошку в кусты. При везении он находил другую дорогу, и мальчишки перемещались, чтобы устроить засаду и там. На другой день он видел кошку в окно. Впрочем, Натаниэль был художником. Шли дни, и Калеб начинал думать, что беда миновала, но кошка вдруг снова устрашала его, объявляясь в каком-нибудь новом и невероятном месте. Вскоре таинственное животное искал весь Оукли. Об истине догадался отец Эндрю, отвесил мальчикам по затрещине и устроил чучелу кошки тайные и скромные похороны. Больше об этом не заговаривали, и мальчики, конечно, не узнали, что, когда торговец древесиной, оставшись с женой наедине, рассказал ей об этом, оба хохотали до слез.

Однако в Оукли были и другие вещи, интересовавшие Натаниэля. Время от времени он видел в Минстеде вьючных лошадей свободных торговцев, но не мог не заметить намного более бурной деятельности на побережье около Оукли. На его памяти отец Эндрю несколько раз исчезал на ночь, возвращался на рассвете веселый и молча бросал на кухонный стол мешочек с чаем.

Однажды утром в Оукли прибыли три чиновника и принялись инспектировать склад древесины Прайдов. Прайд со снисходительным интересом наблюдал, как они разбирают штабеля. Работа оказалась нелегкой и заняла все утро. Днем подъехал Гроклтон и увидел, что чиновники ничего не нашли.