и разработанная в писательской практике, стала своеобразным выражением наметившегося стремления к реорганизации позднесталинского культурного континуума, где ключевое значение приобрели экстралитературные условия. Все более ослабевавшее сообщение политики с ее эстетическим эквивалентом актуализировало деструктивные тенденции, в конечном счете приведшие к демонтажу соцреалистического канона культуры позднего сталинизма. В актуальной историко-филологической литературе представлена точка зрения о том, что «„теория бесконфликтности“ наилучшим образом была сформулирована и институциализирована в августовских 1946 г. постановлениях ЦК. Авторство этой „теории“ принадлежит Сталину и Жданову»[2063]. Эта позиция опирается на ждановское требование отбирать «лучшие чувства и качества советского человека»[2064], однако сразу за ним следует другой призыв, осложняющий столь однозначную атрибуцию «теории бесконфликтности» и ставящий под сомнение мысль об осознанном характере ее идеологической легитимации: «…мы должны, — писал Жданов, — показать в то же время нашим людям, какими они не должны быть, должны бичевать пережитки вчерашнего дня, пережитки, мешающие советским людям идти вперед»[2065]. Иначе говоря, никакой теоретической основы «бесконфликтности» в ждановском докладе не формулируется. Об этом же писал позднее и очевидец эпохи Симонов: «…за ним (постановлением о ленинградских журналах. — Д. Ц.), думаю, субъективно для Сталина не стояло призыва к лакировке, к облегченному изображению жизни, хотя многими оно воспринималось именно так»[2066].

* * *

К сентябрю 1948 года относятся и первые публичные выступления против утверждавшейся «бесконфликтности» в литературе: именно тогда в журнале «Театр» появилась заметка руководителя комиссии Союза писателей по драматургии А. А. Крона (поддерживавшего оппозиционно настроенную по отношению к Фадееву группу столичных театральных критиков)[2067]. Для точности следует сказать, что речь идет об одной из первых теоретически обоснованных попыток полемики со сторонниками доминирующей культуры социалистического реализма. Самые ранние разрозненные обвинения ряда советских писателей в «лакировке» относятся еще к военному времени (однако содержались они по преимуществу в частной переписке, поэтому не провоцировали открытых споров). В редакционной статье «Драматургия наших дней», напечатанной в «Литературной газете» в октябре 1945 года, вскользь отмечалось: «Нарочитое „приглаживание“ драматического конфликта, лежащего в основе пьесы, ощутимо даже в некоторых талантливых пьесах („Офицер флота“ А. Крона, „Сотворение мира“ Н. Погодина, „Знатная фамилия“ Б. Ромашова)»[2068]. Писал о вреде «лакировки» и Ф. Панферов в полемической статье «О черепках и черепушках», на которую Александров обращал внимание Жданова:

В очередном третьем номере журнала «Октябрь» редакция наметила опубликовать статью писателя Ф. Панферова под названием «О черепках и черепушках».

<…>

Тов. Панферов считает, что в настоящее время «черепками» беспрепятственно насаждаются в литературе губительные и глупые взгляды. Так он утверждает, что «черепки» требуют от писателей лакировки действительности, призывают показывать Отечественную войну как «победоносное шествие нашей Красной Армии, да еще под „уря“, да еще с песенками, да еще с приплясом…» <…>. Они против показа в литературе каких-либо трудностей, лишений, рекомендуют писателям при изображении событий Отечественной войны забыть о том, что на первом этапе войны Красная Армия отступала. <…> Литературные чиновники, по мнению т. Панферова, не дают возможности писателям индивидуализировать язык литературных героев, стесняют писателей в выборе тем, неправильно ориентируют их в вопросе об изображении фашистов, дают неверные советы молодым, начинающим авторам и т. д.[2069]

Из-за критики Александрова статью Панферова задержали. Она появилась лишь в пятом номере «Октября» за 1946 год: текст явно был «доработан», все «острые углы» панферовской критики в отношении качества послевоенной литературы «скруглили». Но даже в таком виде статья производила скандальное впечатление[2070]. Самого Панферова не тронули, потому что все партийцы знали об отношении Сталина к писателю, возглавлявшему старейший литературно-художественный журнал (неслучайно редакция «Октября» находилась в здании газеты «Правда» на улице Правды, 24). По мере приближения к череде партийных постановлений лета — осени 1946 года писательскому сообществу все чаще давали понять, что открыто выступать против приемов и итогов руководства культурной жизнью совсем не в интересах творческой интеллигенции[2071]. Поэтому именно «Реплика драматурга», в которой Крон пока что в общем виде указал на вызревавшее в театральной среде недовольство типическим конфликтом, понимаемым как «борьба хорошего с лучшим, лучшего с отличным» и вызванным «уничтожением антагонистических противоречий между классами», стала одной из первых попыток сподвигнуть общественность к обсуждению и осуждению «лакировки». Это недовольство постепенно оформлялось в открытое столкновение: 27 ноября 1948 года под покровительством Д. Шепилова в секторе искусств Отдела пропаганды и агитации ЦК состоялось совещание комиссии ССП по драматургии, на котором присутствовали И. Л. Альтман, А. М. Борщаговский, Г. Н. Бояджиев, Я. Л. Варшавский, В. Ф. Залесский, Г. С. Калашников, А. А. Крон, Л. А. Малюгин, А. П. Мацкин, И. И. Юзовский и др.[2072] (вскоре имена большинства участников этого совещания будут значиться в редакционной статье «Правды» от 28 января 1949 года «Об одной антипатриотической группе театральных критиков»[2073]). Позиция, занятая Ермиловым, оказалась вполне закономерной и совпала с резкой критикой работы комиссии ССП по драматургии со стороны А. Глебова, О. Леонидова, А. Софронова и А. Фадеева, к лагерю которого критик вновь примкнул: в краткой заметке, вскоре напечатанной в «Литературной газете», о «вольнодумных» суждениях А. Крона писалось, что «вместо того, чтобы серьезно проанализировать репертуар наших театров и показать, что тормозит развитие драматургии, докладчик сосредоточил внимание на деятельности аппарата комиссии»[2074].

Уже через два дня после этого совещания, 29 ноября 1948 года, состоялась творческая конференция «Новые пьесы советских драматургов в московских театрах», организованная совместными усилиями Всероссийского театрального общества (ВТО), Комитета по делам искусств при СНК СССР и комиссии Союза советских писателей по драматургии, основным докладчиком на которой был А. Борщаговский; краткий отчет о докладе вскоре был опубликован в «Литературной газете»[2075]. Вскоре прошел отложенный на три дня XII пленум правления ССП, на котором Фадеев[2076], заручившись поддержкой не только секретаря писательской организации Софронова[2077], председателя Комитета по делам искусств Лебедева, второго секретаря Центрального комитета партии Маленкова, но и самого Сталина, нанес сокрушительный удар по противнику, определив судьбу «антипатриотической группы последышей буржуазного эстетства», орудовавшей на страницах подконтрольных шепиловскому Отделу пропаганды и агитации ЦК журнала «Театр» и газеты «Советское искусство».

Кампания по борьбе с «теорией бесконфликтности» в драматургии, к началу 1950‐х годов существенно изменившая свой предмет, в известной мере эксплуатировала репрессивные механизмы и практики, ранее отлаженные в ряде выступлений «против вульгаризации и извращения марксизма в языкознании»[2078], целью которых был разгром «нового учения о языке» Н. Я. Марра, лишенного «строгого научно-идеологического единства». Важной вехой на пути к «разоблачению» «теории бесконфликтности» стала проведенная с 15 по 19 мая 1951 года в Москве объединенная научная сессия Института мировой литературы им. М. Горького и Института русской литературы (Пушкинского Дома), по итогам которой в том же году в издательстве Академии наук СССР вышел сравнительно