ударных элементов все равно упадет на нас.

- Я... удовлетворю вашу просьбу, но есть два условия. Первое основано на том факте, что я начала беспокоиться о вашем личном благополучии. Я хотела бы разделить вас пятерых между моими инсталляциями на поверхности. В чинг-связи вы не почувствуете физического разделения.

- А второе условие?

- Я бы хотела пойти с вами. Гочан может помочь мне с переводом протоколов.

- Вы бы нашли способ последовать за нами в чинг, с Гочаном или без него.

- Это правда, - признала Арахна. - Но всегда гораздо приятнее спросить.

ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ

Первой мыслью Чику, когда активировалась чинг-связь, было то, что Гочан, должно быть, допустил ошибку. Конечно же, она чувствовала, что находится где-то еще, кроме поверхности Крусибла, и под ее ботинками был твердый, шероховатый склон, который совершенно не походил на пол в башнях Арахны. В воздухе также чувствовалась духота и явное ощущение открытого пространства, а не замкнутости. Она чувствовала, что находится на открытом воздухе или, по крайней мере, в гораздо большем пространстве, чем любая из комнат на верхнем этаже башни. Но она ничего не могла разглядеть. Значит, произошел некоторый сбой в визуальных данных, которые, как предполагалось, должны были поступать в ее кору головного мозга, перекрывая сигналы от зрительных нервов.

Но по мере того, как шли секунды, чернота становилась менее абсолютной. Она не была слепой, просто погружена в пространство, гораздо более темное, чем все, к чему она привыкла в последнее время. Тут и там, становясь с каждой минутой все более заметными, виднелись слабые следы свечения, но они казались довольно далекими.

- Где мы находимся? - спросил доктор Эйзиба.

- Я думаю, на голокорабле, - сказала Намбозе, но в ее голосе не было особой уверенности в собственной оценке. - Но здесь не должно быть так темно, и воздух кажется слишком теплым. Я знаю, что мы повышали температуру, приспосабливаясь к климату Крусибла, но он не мог так сильно измениться всего за несколько лет. Нет, если только что-то не пошло наперекосяк с терморегуляцией. А где же небо? Там, наверху, должно быть голубой оттенок или полно звезд.

- Я начинаю кое-что различать, - сказал Травертин. - Там есть тропинка, спускающаяся вниз, может быть, какие-нибудь здания вон там, у тех фонарей.

- Ты должен это знать, - ответила Чику. Внезапная интуиция заставила ее пошарить вокруг на ощупь, пока она не наткнулась на бугристый выступ каменной стены, окаймлявшей крутую тропу, на которой они остановились. - Думаю, что это ядро сообщества, где я раньше жила. Если я права, то эти огни находятся внутри моего дома. Я не могу поверить, что это случайность.

- Веди, - воодушевленно сказал Травертин.

Они пробирались сквозь едва рассеявшуюся темноту к небольшому скоплению жилищ, окружающих старый дом Чику. Прошло не так уж много времени с тех пор, как она была здесь в последний раз, по крайней мере, по ошибочным подсчетам ее памяти, и она знала стены и изгибы тропинок достаточно хорошо, чтобы вести остальных. Их ночное зрение также постепенно улучшалось. В камере все еще было слишком темно, но вскоре они смогли различить другие сгустки света в дальнем конце помещения, и, если не считать темноты, Чику отметила, что место не так уж сильно изменилось.

Приближаясь к своему дому, она разглядела тень, примостившуюся к стене, опирающуюся на две длинные ноги, закинув одну ступню на другую. Лицо тени было подсвечено оранжевым сиянием, что делало черты женщины незнакомыми. У нее были длинные волосы, завязанные сзади в конский хвост. Источником света был плоский светящийся прямоугольник компаньона, лежащего на коленях у фигуры. Она, казалось, была поглощена своим занятием и заметила их присутствие только тогда, когда маленькая процессия достигла деревянных ворот, ведущих в сад Чику.

Чику внимательно оглядела сидящую фигуру. Отблеск света обманул ее, но в позе женщины было что-то такое, что взывало к ней сквозь годы.

- Ндеге? - спросила она.

Женщина приглушила свет и поднялась со стены. - Внутрь, - сказала она, кивнув в сторону открытой двери дома, и Чику понятия не имела, было ли это ответом на ее вопрос или нет, и никаких дальнейших разъяснений, кроме инструкции из одного слова, предложено не было.

- Это очень просто сконструированная среда, - сказал Гочан себе под нос, как будто вымыслы внутри нее были способны обидеться. - Это не позволит обеспечить насыщенную интерактивность, и любой, кого мы встретим, будет лишь очень бледной тенью их истинного "я". У этой передачи не было пропускной способности для чего-то более сложного.

- Думаю, они сделали все, что могли в данных обстоятельствах, - сказала Чику, когда фигура Ндеге вошла в дом.

- Ты хочешь пойти туда одна? - спросила Намбозе.

После минутного раздумья Чику сказала: - Нет. Это касается нас всех.

И она провела их внутрь.

Ндеге и Мпоси ждали своих посетителей, сидя локоть к локтю по другую сторону ее кухонного стола. Лампа давала некоторое освещение, достаточное для того, чтобы можно было узнать лица ее детей. Конечно, для нее было меньшим шоком увидеть Мпоси, потому что она уже сталкивалась с этой взрослой версией своего сына. Теперь он снова стал немного старше. Слои мышц двигались по его лицу, придавая жесткость чертам. От его глаз веером расходились едва заметные морщинки, которых она не помнила по более ранним передачам - не совсем морщины, но их признаки там, где должны были появиться морщины, как будто его лицо было предварительным чертежом для более старой версии того же мужчины. Она могла видеть Ноя в своем сыне яснее, чем когда-либо прежде. Она была удивлена, заметив выступающий лоб, который напомнил ей о ее отце Джитендре, и что-то в форме складок кожи между его ртом и носом заставило ее вспомнить о Санди, когда она лежала и мечтала о математике, и это, в свою очередь, напомнило ей Юнис Экинья.

Ндеге, конечно, постарела не больше, чем Мпоси, но по какой-то причине эта женщина выглядела намного старше, чем в последнем ясном воспоминании Чику о своей дочери. Ндеге была выше и стройнее своего брата, с длинной шеей, как у одной из старых статуй Санди. Она была, решила Чику, одновременно необычайно красива и более чем немного пугающей на вид. Возможно, яростная пренебрежительность ее первого высказывания окрашивала каждое последующее впечатление. Она видела в своей дочери Санди больше, чем Джитендру, Джонатана Безу больше,