Проведя шесть никчемных часов «в море» на одной из его лодок, мы разыскали Мерфи в его ночном клубе и едва не были избиты и брошены в тюрьму, когда шумно испортили всем настроение, обвинив его в «откровенном грабеже» на основании слов матроса, который признался, что нас обманули. От сапог громил Мерфи нас спасло только своевременное миганье вспышки американского фотографа. Лишь внезапная белая вспышка профессиональной камеры гринго способна парализовать мозг мексиканского придурка на достаточное время, чтобы потенциальная жертва успела улизнуть.

Мы на это рассчитывали и не ошиблись: плачевное окончание единственной нашей попытки нанять местных рыбаков охотиться на акул. Мерфи получил свои сто сорок долларов авансом, мы – жестокий практический урок того, как заключаются сделки на козумельском причале, и, имея кассету с фотографиями, сочли за лучшее поскорей убраться с острова.

* * *

Вторая наша охота на акул – с Джерри Хогеном на «Счастливой находке» – принесла совершенно иные ощущения. Эта была хотя бы честной. Хоген и его экипаж из двух человек считались «хипарями» флотилии «Страйкер» и однажды ночью взяли нас с Блуром на серьезную охоту. Странное вышло приключение, едва не потопившее их лодку, когда они в кромешной тьме зацепили риф в миле от берега, и закончившееся тем, что все мы сгрудились на мостике, а в кубрике билась как сумасшедшая четырехфутовая акула-самка, хотя Хоген и выпустил ей четыре пули в голову из пистолета сорок пятого калибра.

Вспоминая те охоты, могу лишь сказать, что к рыбалке в глубоких водах испытываю лишь нутряное и абсолютное отвращение. Хемингуэй правильно рассудил, что автомат сорок пятого калибра самое подходящее оружие при охоте на акулу, но ошибся относительно целей. Зачем губить ни в чем в не повинную рыбину, когда виновные расхаживают по причалу, предлагают лодку по сто сорок баксов в день пьяным недотепам, называющим себя «рыбаками-спортсменами»?

Наш отъезд с острова не прошел мирно. В общих чертах план, который я составил накануне ночью, основательно закинувшись стимуляторами, заключался в том, чтобы выждать, пока до первого утреннего рейса «Аэромексико» в Мериду не останется и часу, и ни свет ни заря под самый конец смены ночного портье сбежать из гостиниц, не заплатив, а оба счета записать на Playboy и «Страйкер алюминиум яхте». Я считал, что эта двойная гарантия покажется достаточно серьезной и собьет с толку обоих портье настолько, что мы успеем добраться в аэропорт и улететь.

Единственной нашей проблемой (помимо спеца по черному кораллу, который надеялся получить по меньшей мере три сотни наличкой за заказанный товар) было, как бросить арендованный в «Авис» джип не ранее чем за три минуты до того, как поднимемся на борт. Я знал, что местные чинуши «Авис» следят за мной, послав того же оперативника, который повесил на меня разбитое ветровое стекло, но еще я знал, что он достаточно давно за нами наблюдает, чтобы понимать: оба мы «совы». Мне казалось, свой психологический будильник он ставит в соответствии с нашим традиционными рабочими часами от полудня до рассвета. Еще я понимал, что в последнюю неделю бодрствовать ему приходилось совсем не в те часы, в какие он привык, а потому он уже, наверное, превратился в лопочущий комок нервов, стараясь не отстать от пары безумных гринго, подпитываемых, по всей очевидности, из бездонного ранца с амфетаминами, кислотой, стимуляторами и коксом.

Сводилось все к вопросу экипировки – или отсутствия оной – и его далеко идущего воздействия на развитие событий. Годы спустя, оглядываясь на те испытания, я был уверен, что после восьмидесяти-девяноста часов без сна способен хотя бы краткое время функционировать на пике своих возможностей. Были, разумеется, и негативные факторы: восемьдесят или девяносто часов алкоголя рекой наряду со спорадическими изматывающими заплывами, когда надо уворачиваться от камней в пик прилива среди ночи, и внезапные, грозящие обернуться катастрофой стычки с управляющим отеля… В общем и целом я полагал, что фактор наркотиков даст нам явное преимущество. Любые двадцать четыре часа исправный частный детектив найдет в себе силы не отставать от ветеранов наркодвижения, но сорок восемь, а особенно семьдесят два часа кряду… Симптомы усталости начинают проявляться со всей силой: галлюцинации, истерия, серьезный нервный срыв. После трех суток тело и мозг так сильно истощены, что в чувство тебя приведет только сон, а у заядлого наркомана, давно привычного к странному и лихорадочному темпу, все еще есть в запасе минимум часа три резерва на амфетаминах.

Едва самолет наконец взлетел, все сомнения относительно того, что делать с наркотиками, отпали. Три из оставшихся пяти капсул МДА я проглотил еще ночью, а наш гашиш и все шесть своих пурпурных таблеток Блур отдал спецу по черным кораллам как премию за ночные труды. Над проливом, на высоте восьмисот футов, мы перебрали имеющийся запас.

Две дозы МДА, шесть доз кислоты, полтора грамма неразбавленного кокаина, четыре красных и с горстку амфетаминов. Плюс сорок четыре доллара и отчаянная надежда, что Сэнди заказала и оплатила нам билеты после Монтеррея и Мехико, – вот и все, что было у нас на перегон от Козумеля до убежища в доме Сэма Брауна в Денвере. Из Козумеля мы вылетели в 8:13 по часовому поясу Маунтин, и если все пойдет нормально, в международный аэропорт Стэплтона в Денвере должны прибыть еще до семи.

Мы летели уже минут восемь, когда, глянув на Блура, я рискнул поделиться своими мыслями:

– У нас с собой слишком мало наркотиков, чтобы рисковать тащить их через таможню.

Он задумчиво кивнул.

– М-да, для бедных мальчиков мы недурно экипированы.

– Оно конечно, но мне надо поддерживать профессиональную репутацию. И есть только две вещи, какие я никогда не делал с наркотиками: не продавал и не провозил через таможню. А ведь запас мы сможем возобновить за девяносто девять долларов, как только сойдем с самолета.

Он съежился на сиденье, но промолчал. Потом поднял взгляд на меня.

– Хочешь сказать, надо выбросить всю дрянь?

Я на мгновение задумался.

– Нет, думаю, следует ее употребить.

– Что?

– А что тут такого? Как бы странно ты себя ни вел, тебя не могут забрать за то, что уже растворилось у тебя в желудке.

– Господи Иисусе! – пробормотал он. – Мы же, как лунатики, бредить будем.

Я пожал плечами.

– Ты только вспомни, где мы будем проходить таможню, – сказал я. – В Сан-Антонио, штат Техас. Ты готов попасть в тюрьму в Техасе?

Он рассматривал ногти.

– Помнишь Тима Лири? – спросил я. – Десять лет за три унции травы в трусиках дочки.

Он кивнул.

– Господи… Техас! Я про это забыл.

– А я нет. Когда три недели назад Сэнди проходила таможню в Сан-Антонио, они весь ее багаж на части порвали. У нее два часа ушло на то, чтобы снова чемодан сложить.

Я прямо-таки видел, как у него в мозгах крутятся шестеренки.

– Ну… – протянул он наконец. – Что, если мы все съедим и съедем с катушек и нас прищучат?