Нам уже знакомы некоторые культурные тенденции, являвшиеся подоплекой этих перемен. Еще одним принципиальным моментом развития Европы в 1920–х и 1930–х годах стала массовая внутренняя миграция и структурное обновление трудовых и общественных отношений. Не удивительно, что в обстановке, когда многих охватывала тоска по блаженной простоте прошлого, возникал широкий спрос на идеологии, объяснявшие, почему она была утрачена и как ее вернуть. Между тем европейских левых постиг раскол — социалисты, решившие включиться в легитимную политическую жизнь, теперь противостояли коммунистическим и прокоммунистическим организациям, которые не переставали верить в революцию как в единственный способ добиться реальных перемен. В 1919 году состоялся учредительный конгресс Коммунистического Интернационала, делегаты которого, все как один приверженные делу «пролетарской революции», представляли 26 европейских стран (а также Соединенные Штаты, Австралию и Японию). В свою очередь подъем коммунизма и социализма заставлял нижнюю прослойку среднего класса, мелкую буржуазию — «маленького человека», очутившегося между молотом и наковальней крупного бизнеса и организованного рабочего движения, — с большим энтузиазмом внимать посулам, раздававшимся из уст фашистов. (В Вене в 1932 году из всех национал–социалистов, выбранных в муниципальный совет, 56 процентов были представителями сословия «белых воротничков», 14 процентов — выходцами из рабочей среды и 18 процентов работали на себя.)

Не менее важную роль в подъеме фашизма сыграл и особый аспект общественных настроений в странах, потерпевших поражение в Первой мировой, — широко распространенное ощущение предательства. Достаточно бывших военнослужащих, вернувшихся к работе у станка, за конторским столом или за прилавком магазина, вспоминали о прожитом между 1914 и 1918 годами отрезке жизни как о замечательной поре, когда боевое товарищество и доблесть сражаться за великое дело вполне компенсировали ужасы и невзгоды окопной войны. На фоне эпического величия битвы штатское существование выглядело жалким и недостойным — недаром в начале 1920–х годов итальянская фашистская партия больше чем наполовину состояла из бывших фронтовиков.

Еще один сокрушительный удар по либеральной демократии, которая отступала под двойным натиском коммунизма и фашизма, нанес кризис рыночного капитализма. Надо помнить, что либерально–демократические государства, по определению опиравшиеся на поддержку всех слоев населения, находились в косвенной зависимости от меры его благоденствия. Когда экономический кризис лишил их сбережений и работы, люди отказали системе в поддержке — многие решили, что либеральная капиталистическая демократия вовсе не является наилучшим государственным строем.

В крайнем выражении все эти факторы проявились в Германии — самой населенной, богатой и в скором будущем самой сильной стране Европы. Поскольку капитуляция 1918 года была подписана в отсутствие явного военного поражения, значительная часть армии считала себя преданной. Выход обиде, на которую накладывалось недовольство невзрачной штатской жизнью, многие из них находили в разнообразных ветеранских объединениях, в частности печально известном «Добровольческом корпусе». Условия, навязанные Германии Версальским миром 1919 года, лишь обостряли их чувства. Франция получила обратно Эльзас- Лотаригию, Бельгия — земли к востоку от Мааса. Польше отошла территория Западной Пруссии, Познани (Позена) и Силезии, Литве — часть территории отныне изолированной Восточной Пруссии; особым статусом наделялись район вокруг портового города Данциг (Гданьск) и Саарский угольный бассейн, а Рейнская область превратилась в демилитаризованную зону. В дополнение ко всему Германия была вынуждена согласиться на крупномасштабные денежные репарации странам победившей коалиции.

Германские имперские границы, установленные в 1871 году, и внутреннее устройство Австро–Венгрии рушились и изменялись на глазах. Еще до перемирия 1918 года части старой габсбургской территории в Центральной Европе — Чехословакия, Венгрия и Югославия — провозгласили независимость. В ноябре 1918 года Курт Эйснер объявил Баварию «социалистической республикой», и когда тремя месяцами позже он был убит, пришедшие к власти коммунисты учредили Баварскую советскую республику (их примеру последовали также коммунисты в Венгрии). Протофашистский «Добровольческий корпус» оказал сопротивление новым властям, организовывая уличные сражения со сторонниками коммунистов в Мюнхене и Берлине. В 1919 году в ходе неудачной попытки восстания в Берлине лидеры компартии Карл Либкнехт и Роза Люксембург были схвачены и убиты неизвестной группой армейских офицеров, возможно, членов «Добровольческого корпуса». В мае 1919 года «Добровольческий корпус» при поддержке 30 тысяч членов военизированных группировок сверг советское правительство Баварии, расправившись примерно с тысячей мужчин и женщин.

Протофашисты сражались с коммунистами, однако их подлинная ненависть предназначалась либерально–демократическому парламентаризму — общественному строю, который, по их мнению, позволил слабым повелевать сильными. Исповедовавшие странный тип социального дарвинизма в оболочке почвеннической мифологии, члены этих группировок полагали, что сильные всегда должны быть наверху и что компромиссы повседневной, рутинной политики должны уступить место мужественным и решительным действиям. Эрнст Рем, первый руководитель штурмовых отрядов нацистской партии, говорил о себе: «Еще когда я был незрелым хилым юнцом, война и тревоги привлекали меня куда больше, чем славный буржуазный порядок».

Таков был фон, на котором происходило крушение либеральной политики в Германии, — гражданская конфронтация, уличные драки правоэкстремистских группировок с коммунистами, недееспособный парламент, неподотчетная армия и националистически настроенное население, униженное и раздраженное личным положением и положением своей страны. В этой атмосфере начали появляться политические партии, которые пытались придать людскому раздражению и желанию обновления Германии ясную форму лозунгов. Одной из их неотъемлемых черт была маниакальная ненависть к евреям. Возвышение немецкой нации до статуса полумистического существа не могло обойтись без идеализации расовой «чистоты». Активное строительство этнических национальных государств, являвшееся основным содержанием западноевропейской истории в XIX веке, ставило в рискованное положение людей, которых воспринимали как чужаков, — после 1918 года этот процесс распространился и на Восточную Европу, где проживало гораздо больше евреев, чем на Западе. Однако в начале XX века в Германии и Австрии количество евреев было сравнительно малым — даже в 1933 году, когда оседлое еврейское население немецких земель успело пополниться переселенцами из Польши и России, число евреев в Германии не превышало 500 тысяч человек (т. е. 0,67 процента от всего числа жителей).

Получив в начале XX века возможность влиться в общее течение жизни германского и австрийского государств, достаточное число евреев сумели добиться солидного общественного и политического положения. Несмотря на антисемитские настроения в определенных кругах германской и австрийской элиты, Фрейду, Эйнштейну, Малеру. Краусу и множеству других удалось сделать выдающуюся карьеру в Берлине и Вене. Недавние исследования обстоятельств жизни Гитлера в Вене до 1913 года показали, например, что, вполне далекий от антисемитизма, он приятельствовал со многими евреями, соседями по общежитию (евреи добивались значительных успехов в студенческой и буржуазной среде, поскольку многие из них приезжали в Вену за светским образованием) и торговцами искусством, которые покупали у него картины. Складывается впечатление, что военные годы пол- ностью изменили мировоззрение Штлера и немалого числа его соотечественников, в том числе отношение к евреям. Подъем национализма, приток еврейских беженцев с востока, заметная роль евреев в большевистском руководстве, наконец обыкновенная нужда в козле отпущения — всего этого в совокупности оказалось достаточно, чтобы разжечь настоящее пламя антисемитизма в стране с незначительным еврейским населением.