крейсере я всё же не удержалась от её плавных намёков и заглянула в отдел шоколада и печенья. Раз уж я запаслась витаминами, то можно побалансировать вредностями.

Наверх тележки я накидала любимых крекеров, стопку шоколада и мармеладных мишек. Увидев ряд разнокалиберных «Поп Тартс», я вдруг почувствовала тошнотворные волны в желудке, но не от противного вкуса печенья, а от того, что даже чёртова еда нашёптывала имя Джейсона. То же самое случилось в алкогольном отделе, куда я зашла за парочкой бутылок вина, которые продержат меня до февраля, до момента, когда пора будет уезжать домой. В настоящий дом.

«Эван Уильямс» вдруг обрёл языковые познания и тоже заговорил со мной о Джейсоне. «Самое время набурборниться», – гласила картонка над ценником. Я не удержалась и прыснула, от смеха и от раздражения одновременно, напугав старичка, который выбирал себе вино в пакете. Реклама Джейсона добралась и сюда. Глупое словечко, что я выдала во время нашего видеоразговора, разлетелось по всей стране и стало девизом компании-производителя бурбона. Кто бы мог подумать!

Вспомнив о том, что початая бутылка в баре Джейсона давно опустела, я взяла и «Эван Уильямс» в придачу к своим постыдным покупкам в духе Бриджет Джонс. На них можно было вешать ценник «Для разбитого сердца. Дважды».

До кассы тележка доехала в полном изнеможении и упадке сил. Я чуть остановила её в паре сантиметров от ног высокого и худощавого мужчины в драповом пальто и кашне, замотанном в небрежной спешке так, что оно ничуть не грело, а лишь создавало видимость утепления. Стрелки на его отглаженных брюках были так опасно остры, что могли бы порезать кого-нибудь от одного касания.

Он взял стандартный набор холостяка – шестиглавую связку пивных жестянок, коробку сухих колечек со вкусом клубники на завтрак и круассаны «Севен Дэйс». Да уж, набор ещё похлеще, чем мой. Мужчина совсем не выглядел тем, кто пьёт пиво из банок и закусывает ненастоящими круассанами. Я ела настоящие в Париже, и эти из коробки походили на подошву моих угг, как по виду, так и по вкусу.

Мужчина шипел что-то в трубку, и я порадовалась, что ни я на той стороне линии, а стою себе и не попадаю в чёрный список всех, кого он недолюбливает. Я бездумно разглядывала товары, которыми обычно заманивают детишек на выходе с кассы, и даже не вслушивалась в гневные речи парня передо мной, пока не услышала:

– Кларк не должен остаться, слышишь? Такой был уговор!

Джейсон

Бури наведываются в Лос-Анджелес нечасто, а торнадо закручивает местный жаркий воздух и вовсе меньше десяти раз в год. Чем ближе время близилось к семи вечера, тем сильнее мой внутренний анемометр настраивался на предстоящий ураган и улавливал колебания ветра в радиусе квартирки Сид с точностью до миллиметра в секунду.

Эпохальная выволочка от босса имеет свои маленькие преимущества. Как минимум до конца рабочего дня ни одна живая душа не станет тебя трогать и лезть со своими идиотскими вопросами, как я держусь, или предложениями, а давайте сделаем так. Если бы не аквариумные стены, через которые мир за моим кабинетом раскрывался как на ладони, я бы и вовсе подумал, что все унесли ноги, захваченные пятничной лихорадкой. Но головы смиренно склонились каждая над своими заданием, и даже Мона выпускала в мою сторону меньше флюидов, чем обычно. Хотя прислала-таки парочку сообщений с нескрываемым намёком, что была бы не прочь меня утешить после такого стресса. На её третье предложение выпить я ответил привычным отказом и ретировался в тот момент, пока она отходила куда-то.

Уже в такси я попытался выключить все приборы измерения ураганов, встречных ветров и торнадо, но даже без них знал, что тряхнёт меня неслабо. Но после вымученного монолога, который высосал у меня десять минут и целый галлон кислорода, Сид лишь опустилась на диван и медленно взяла бокал с красным вином, что успела откупорить к моему приходу. Собиралась праздновать признание в любви, а никак не поминать разрыв отношений.

– Мне так жаль, Сид. – Бесполезные слова, которые произносят все, кто совершает ошибки и не знает, как их исправить. – Но я не тот, кто тебе нужен.

– Вернее, я не та, кто нужна тебе, ведь так?

Обида почёсывала её язык, но не давала голосу разойтись до упрёков и осуждений. Она подняла глаза и взглянула с чем-то, так похожим на понимание, что я восхитился её выдержкой. Любая другая бы уже запустила этот бокал мне в голову или накинулась с кулаками, которые больше способны навести суеты, чем причинить боль. Настоящую боль ведь причиняют не кулаки, а слова и поступки, которые мы совершаем.

– Можешь не щадить мои чувства, Джейсон, правда. – Сид как могла пыталась продемонстрировать улыбку, но вышла стянутая гримаса. – Ты не первый и не последний, кто бросал меня или кого бросала я. Но ты хотя бы сделал это достойно. Не стал приплетать сюда магнитные бури, неподходящий период жизни или полный завал на работе. Ты просто в меня не влюблён.

– Прости, Сид. Я хотел тебя полюбить. – Я опустился на колени перед ней, чтобы наши глаза были вровень. Взял её руки в свои, и она не одёрнула их, как Эмма. Потому что не знала всей правды целиком. Узнай она, как низко и подло я поступил с обеими, уже давно бы запустила свои длинные ногти в моё горло. – Ты первая девушка, которую я вообще попытался впустить в своё сердце.

– Вот только оно уже оказалось занято.

Я открыл было рот, но Сид остановила меня.

– Только не говори, что тебе жаль. И не извиняйся. Эти недели с тобой были одними из лучших моих отношений, пусть и не привели никуда дальше этого дивана.

– А ты скрасила моё пребывание в Лос-Анджелесе. – Улыбнулся я самой искренней из улыбок, ведь не кривил душой. – Я никогда не забуду наших вечеров. Спасибо тебе за всё, Сид.

Все слова были сказаны, по крайней мере, все важные слова, пусть часть правды я и оставил при себе. Ложь во спасение никто не отменял. Пусть лучше хоть один из нас троих остаётся в блаженном неведении и просто считает меня донжуаном, околдованным незнакомкой. Правда порой не так важна, как те чувства, которые удаётся сохранить в человеке.

Я поцеловал Сид в щёку и в последний раз окунулся в дымку её сладковатых духов «Шанель №5» – других она не признавала. На губах остался еле ощутимый порошок пудры, которой Сид подкрашивалась по нескольку раз за вечер, что