— Они надеются воспользоваться пещерой Двери, чтобывернуться на американскую сторону, — Сюзанна вздохнула.

— Я надеюсь, что дверь откроется, но сомнения у меня есть.

Сомнения были и у Роланда. Но эти четверо представляли собойнемалую силу, а Теда, он это знал, отличала не только решимость, но иэкстраординарный потенциал. Многое могли и Мэнни, великие путешественники междумирами. Поэтому Роланд склонялся к тому, что рано или поздно Тед и его друзьявернутся в Америку. Он уже собрался сказать Сюзанне, что такое произойдет, еслибудет на то воля ка, но передумал. Ка более не значилось среди любимых словСюзанны, и едва ли он мог ее за это винить.

— А теперь слушай меня очень внимательно, Сюзанна, и крепкоподумай. Говорит ли тебе что-нибудь слово Дандело?

Ыш поднял голову, глаза его блестели. Сюзанна задумалась.

— Вроде бы мне это слово знакомо, но больше ничего сказатьне могу. А что?

Роланд поделился с ней своей версией: когда Эдди лежал насмертном одре, ему было видение… то ли чудовища… то ли места… то ли человека. Иэто что-то или кто-то звалось Дандело. Эдди сказал об этом Джейку, Джейк — Ышу,Ыш — Роланду.

Сюзанна хмурилась, на ее лице отражалось сомнение.

— Слишком много переходов. Знаешь, в детстве у нас былатакая игра… Называлась она «Шепни слово». Кто-то придумывал слово или фразу ишептал на ухо второму. Шепнуть разрешалось только раз, без повторов. Второйпередавал то, что, по его разумению, услышал, третьему, тоже шепотом. Третий —четвертому и так далее. Когда слово добиралась до последнего участника игры,оно уже не имело ничего общего с тем, первый шептал второму, и все радостносмеялись. Но, если в нашем случае в слово вкралась ошибка, не думаю, что мыбудем смеяться.

— Ясно, — кивнул Роланд. — Будем настороже, надеясь, чтослово я услышал правильно. Может, оно ничего не значит, — впрочем, в это он неверил.

— А что нам делать с одеждой, если станет еще холоднее? —спросила она.

— Одежда у нас будет. Я знаю, что делать. Об этом сегодня мыможем не волноваться. А вот очень нужно волноваться, так это о еде. Впрочем,если придется, мы сможем найти кладовую Найджела…

— Я не хочу возвращаться в подземелье под «Доганом» безкрайней на то необходимости. Я думаю, около лазарета есть кухню. Они должныбыли чем-то кормить этих бедных детей.

Роланд обдумал ее слова, кивнул. Дельная мысль.

— Тогда пошли, — добавила Сюзанна. — С наступлением темнотыя не хочу находиться даже в наземном этаже этого заведения.

4

На Тэтлбек-Лайн, в августе 2002 года Стивен Кингвозвращается в реальность из грезы о Федике. Печатает: «С наступлением темнотыя не хочу находиться даже в наземном этаже этого заведения «. Слова появляютсяна экране. Ими завершается то, что он называет подглавкой, но это не всегдаозначает, что на сегодня работа закончена. Что он слушает, так это Вес'-Ка Ган,Песнь Черепахи. На этот раз музыка, которая едва слышна в некоторые дни ибуквально оглушает в другие, похоже, смолкла. Она вернется завтра. Во всякомслучае, всегда возвращалась.

Кинг нажимает пару клавиш на клавиатуре и компьютер издаетмелодичный звон, показывая, что напечатанное сегодня сохранено в памяти.Писатель встает, морщась от боли в бедре, и подходит к окну кабинета. Смотритна подъездную дорожку, круто взбирающуюся к Тэтлбек-лейн, дороге, по которой онтеперь изредка прогуливается (а по главной дороге, шоссе 7, — никогда). Бедроэтим утром сильно болело, мышцы словно жгло огнем. Он рассеянно потирает бедро,выглядывая из окна.

«Роланд, мерзавец, ты вернул мне эту боль», — думает Кинг.Она протянулась по ноге, как раскаленная докрасна проволока, можете вы неговорить, Бог, можете вы не говорить, Бог-бомба, и никак он не может с нейрасстаться. Прошло почти три года после того инцидента на дороге, когда он едване лишился жизни, а боль по-прежнему с ним. Она, конечно, утихает, учеловеческого тела удивительно способность к самоизлечению («Хот-эндж», —думает он и улыбается), но иногда вдруг резко усиливается. Он не думает о боли,когда пишет, писательство в определенном смысле мягкий Прыжок, тодэш, как ниназови, но боль всегда дает о себе знать после пары часов, проведенных застолом.

Он думает о Джейке. Чертовски сожалеет о том, что Джейкумер, и догадывается, что после публикации последней книги читатели простоозвереют. И почему нет?

Некоторые знали Джейка Чеймберза двадцать лет, чуть ли не вдва раза дольше, чем прожил мальчик. Да, они озвереют, все так, а когда онответит на их письма и скажет, что сожалеет о смерти мальчика, как и они,удивленего смертью, как и они, поверят ли ему? Ни за какие коврижки, какговорил его дед. Он думает о «Мизери». Энни Уилкс называет Пола Шелдонапаршивым отродьем за то, что тот пытается избавиться от жалкой, тупой МизериЧестайн. Энни кричит, что Пол — писатель, а писатель — Бог для своихперсонажей, ему нет нужды убивать любого из них, если он этого не хочет.

Но он — не Бог. По крайней мере, в этой истории. Ончертовски хорошо знает, что Джейка Чеймберза не было там в день, когда егосшибла машина, не было и Роланда Дискейна, сама мысль об этом достойнаосмеяния, они же, видит Бог, выдумки, но он также знает и другое: в какой-томомент песня, которую он слышит, когда сидит за «макинтошем» последней модели,стала песней смерти Джейка, и не заметить этого означало одно — полностьюпотерять связь с Вес'-Ка Ган, на что он пойти не может. Не может, если хочетзакончить историю. Эта песня -единственная ниточка, которая его ведет, хлебныекрошки на тропе, которым он должен следовать, если хочет выйти из этогодремучего леса сюжета, который он посадил, и…

«Ты уверен, что посадил его?»

Ну… нет. По правде говоря, не уверен. Так что самое времявызвать людей в белых халатах.

«И ты абсолютно уверен, что Джейка в тот день там не было? Вконце концов, много ли ты помнишь о том чертовом инциденте?»

Не так, чтобы очень. Он помнит, как увидел крышу минивэнаБрайна Смита, появившуюся над вершиной холма, понял, что едет тот не попроезжей части, как положено, а по обочине. А потом помнит Смита, сидящего накаменной стене. Смит смотрит на него сверху вниз и говорит, что его ногасломана в шести, может, в семи местах. А между двумя этими воспоминаниями,перед столкновением и после него, пленка памяти полностью засвечена.

Или почти полностью.

Потому что иногда, ночью, когда он просыпается от сна,который не может вспомнить…

Иногда он слышит… ну…

— Иногда слышатся голоса, — говорит Кинг. — Почему ты простоне скажешь это?