— Нет, не помню, — ответил отец Максимиан. — Разве это было?

— Было, мне Пимский говорил.

— Пимский? — Максимиан наморщил лоб, но никакого Пимского не вспомнил.

— Он был со мной, когда вы с Даней и Тимофеем беседовали.

— А-а… Ну да. Серьезный был разговор. Вот когда ехал к тебе — думал, не пора ли мне в монастырь? Послушником.

— Вася, ты ли это? С твоей жаждой деятельности, поступка?

— Это тоже поступок. Но я понял, что тяжелее мне теперь будет здесь, а не в скиту. Знаешь, что мне Тимофей предлагал?

— Что?

Лицо Максимиана на миг сделалось отчужденным, словно он сам отдалился куда-то. Но вот он улыбнулся и произнес:

— Предлагал принять на выбор — меч или посох.

— Меч — как это? Я не понимаю. Воевать?

— Воевать, но в ином смысле. Меч я не принял.

— Значит, посох?

— Да.

— Вася, Максимушка, ты ведь этого раньше хотел — водительствовать?

— Теперь должен пройти срок. Не знаю, сколько. Тимофей тоже не сказал, ему самому так передали. Всё мне теперь кажется невероятным. А ведь было так просто и ясно. Какая-то великая глубина была в этой простоте, не передать…

Вероника положила руку на руку Максимиана.

— Всё будет хорошо, Максимушка. Ведь так?

— Так-так, Веруша, так…

* * *

Они ушли, все двойники, ушли из миров Геи. Ушли и те, чьи пути стали открыты нам, и те, о ком нам ничего не ведомо. Ушли до известного только им срока, а быть может — навсегда. Но один всё же остался, и свое временное расставание с друзьями он решил отметить прощальным банкетом на пароходе, на Кляузе-реке.

Странный получился этот банкет, ибо уходящие всё больше молчали, к закускам и напиткам не испытывали ни малейшего интереса, впрочем, как и к красавице Кляузе. Странный и потому, что были на него приглашены и явились все те, кто был им близок: родные, любимые, друзья, все, кто уже успел их оплакать или, напротив, пребывал в неведении. Всем им приснился сон, и во сне этом они плыли на большом неспешном пароходе среди удивительных людей, немногословных, но буквально излучающих чувство великого мира и великой радости. И они позабыли о своих утратах, о печалях и горестях.

Впоследствии многим помнилось, что они плыли в большой, будто золотом блистающей ладье по небесной реке, среди звездных островов, в не такую уж далекую страну сказки.

И лишь некоторые, пробудившись после этого удивительного сна, знали, что это было не во сне, что это было на самом деле. И на всю жизнь в них осталась как дар, эта память о чудесном плавании среди волн эфира и музыки сфер — прощальный дар любящих их удивительных существ.

Пароход держит курс на остров. Остров этот — конечная цель их прощальной речной прогулки. На острове, на вершине холма возвышается церковь. Пароход причаливает к пристани. Палуба почти безлюдна, гостей на пароходе уже нет, одни лишь уходящие. Глебуардус по очереди обнимает каждого. Последним пароход покидает Марк Самохвалов.

Друзья поднимаются по деревянной лестнице, взбегающей на холм к церкви. Входят в нее.

Глебуардус долго смотрит им вслед. Небо уже затягивают тучи, наплывает туман. Золотой купол вспыхивает в снопе света, на миг прорвавшемся сквозь пелену.

— Отчаливай! — произносит Глебуардус.

Пароход пробивается сквозь туман и вот уже плывет по речной тихой глади, словно парит. Глебуардус, держась за поручни, стоит в одиночестве на носу парохода и смотрит вперед.

С неба мелко сыплет дождик. Капли падают на китель, сбегают с козырька фуражки.

Бесконечный Творец, создавая наше мироздание, одно из сонма неисчислимых, сотворил древнейшую ткань мира, светоносную. Светоносная ткань мира для жизни своей не нуждалась в источнике света, как мы в Солнце. Она сама источала свет, питаемая истинами Бесконечного Творца.

В ней, как в благодатном лоне, Бесконечный Творец зародил миры. И в этих мирах, вспоенные живоносным источником ткани мира, возрастали пространство и время, а в них — множество дивных существ: пылающие острова галактик, блистающие океаны космической пыли, благодатные воздухá мельчайших частиц и неугасимые пламени светочей, звезды и планеты, и в них новые и новые населения существ. И всюду, от величественных вселенных до мельчайших сущностей, незримо присутствовал и радовался творимому Бесконечный Творец. И мироздание восходило к сужденной ему полноте гармонии.

Светоносная ткань была единой плотью множества величайших существ, умудренных и могучих. Были они по явленному им образу Бесконечного Творца неслиянны, но нераздельны в гармонии служения сотворенным мирам, вдыхая в них жизнь, благо и разум. Они не обитали в ткани мира: как и всё сущее, они были ею.

Не постичь и не помыслить, но случилось то, что один из ткани мира обособил себя иным служением. А отделив себя, обрел некую самость и ею соблазнил многих. Возжелал он быть равным Бесконечному Творцу, но равным не в творении, разумея свой предел, а как равный брат, к слову которого Бесконечный Творец преклонит свой слух и будет держать совет, как с равным.

И свет обратился в тьму. Тьма же суть место, волей и промыслом Бесконечного Творца лишенное света. В лишении света — суд Его, этим он увещевает тех, кто отвернулся от своей истинной природы, от вложенного в него духа.

Отступник не вразумился, а стал искать своим силам иного источника. Светоносная ткань не могла питать его, ибо отказано было ему в свете. И вынужден он был вторгнуться в миры-вселенные, отбирая у них жизнь. Для этого исказил многие пути света, являемые вселенным как законы.

Ничего не добавляя миру, не имея света творить, Отступник изобрел ложь и ею соблазнил многих существ. Он склонил отдавать ему часть своих жизненных сил, суля взамен новые, невиданные удовольствия, недоступные им доселе среди духовных удовольствий, даруемых Бесконечным Творцом. Духовные же удовольствия созданы Творцом для того, чтобы через них сущности могли соединяться с Его истинами и питаться ими, как живоносной пищей.

Удовольствия Лжеца суть иллюзии. Но, раз соблазнившиеся, соединились с ложью Лжеца и утратили разумение и ясность, с которой доселе они созерцали и принимали истины. Чем меньше они находили в себе удовольствий духовных, тем больше устремлялись к иллюзиям Лжеца. И многие стали рабами Лжеца, и многие — верными слугами. Так он овладел многими сущностями, даже могучими, и омрачил множество миров-вселенных.

Все населения миров виделись ему как живая и разумная жидкость, влитая Бесконечным Творцом в сосуд мировой ткани. Сила жизни, даруемая ей Творцом, — суть пламя, разогревающее сосуд и содержимое. И говорил он так: вы — существа мировой влаги, и удовольствия ваши все известны и проистекают от нагревания сосуда мироздания божественным огнем. Знаю я, что обещано вам перейти в иное, совершенное состояние воздуха, и обещаны вам от этого великие удовольствия и радости. Но когда еще всё это будет — велик мировой сосуд и неспешно нагревается мировая влага. Я же дарую вам иные величайшие удовольствия, каковых вы не ведаете. Обратите ко мне ваш свет. Свет соединит нас, и вы познаете иное.