— А он как?

— Да успокоил я его. Объяснил, что ничего особенно нечеловеческого ты из себя не представляешь, а так, просто феномен.

— Ага, значит, ничего особенного. Ну-ну. А Символист Василий, значит, мертв. Как же теперь узнать, кто он таков?

— Это как раз узнаваемо. Но не интересно. Давай же я тебе доложу, что мне вчера раскрыл Гений У. А то, что не раскрыл, — добавлю от себя.

Дюк откладывает сигару на пепельницу:

— Налей-ка и мне коньячку. Благодарствую. Это что, твоя причуда — сладкие коньячки держать, или твоей пассии?

— Была ее, теперь моя. Рассказывай же.

— Итак, Символист Василий появился в нашем городе много лет тому назад. Откуда он явился и кто он такой, Гений У, как ни старался — не узнал. А нам с тобой этим теперь интересоваться незачем, достанет того, что он был так называемый «темный двойник», охотник за нами, твиннинговыми существами. Охотился, как выяснилось, он за одним-единственным таким существом, нам хорошо знакомым.

— Это что, за Пимским?

— Соль заключается в том, что Символист не знал загодя, кто из людей является этим существом. Поколесил по крупным городам России, и чутье привело его сюда, в Москву. Имея в виду собственную теорию сна, в которую, по-видимому, верил, рассуждал он так: человек, которого ищу, как и я, имеет двойников в разных временах и через тело сна общается с ними. И потому непременно выделяется среди прочих как личность безусловно уникальная. Следовательно, он не может принадлежать к низкому сословию, а ищи его среди аристократов, крупных купцов и промышленников, ученых, да еще среди людей искусства, за исключением музыкантов и композиторов — музыка, по мнению Символиста, не в силах выразить личность. Подчинив своей гипнотической силой Гения У, привлек того к поискам. Наш сыщик чуть с ума не сошел, разыскивая неизвестно кого. Впрочем, вскоре способ поисков определился. Его люди каждодневно просматривали биржевые сводки на предмет рисковых сделок и фантастических карьер, изучали и подвергали анализу любые слухи из высшего света. Особые люди присутствовали на всех театральных премьерах, а также в синема и на вернисажах. Впрочем, вернисажи Символист посещал сам, лично. Присовокупим сюда публичные лекции и чтения, а также научные джорналы. С последней целью оплачивались услуги нескольких профессоров. В общем, разыскивалось всё сколь-нибудь неординарное и эсклюзивное. Еще коньячку — противная зараза, но уместно, ибо переходим к личностям.

— К Пимскому?

— Ко мне. Первым под подозрение попал я.

— Понимаю. Еще бы.

— Давай приговорим эту бутылку, — дюк самолично разливает остатки по фужерам. — Не смог Гений У ко мне подступиться, меня Загорски охранял. А до того сам Символист пытался, да опять наш Загорски на пути — он сразу после судебного процесса взял надо мной опеку.

— Ну да?

— Правда, нынче от него не добиться, по каким резонам он это сделал, ну да неважно. Итак, имея меня в виду, Символист продолжал свои поиски. Хитрющий был, бестия, полагаю, все-таки чуял, что не я ему надобен. Следующим его капитальным интересом оказался некий талантливый режиссер, кумир студенчества и… — дюк значительно обвел взглядом картины в роскошных багетах, — великосветских дам.

— Ну да, постой. Это ты обо мне? Впрочем…

— Какой-то из твоих шедевров насторожил Василия.

— М-м… Пожалуй, «Живые механизмы» могли насторожить. Я позволил себе фантазии из области сновидений. Ты, само собою, не видел. Там есть любопытные моменты. Есть там и автомобили, и ракетная техника — у меня взлетают вместо ракет люди и посыпают сверху зерном и цветами поля.

— Понятно. Проверить тебя было легко. Гений У отменно справился с заданием — застиг тебя на съемочной площадке врасплох, задал вопрос, имеющий смысл только в другой реальности…

— Это о Верове? Но ведь Веров и у нас есть!

— Это самое энигматическое во всем деле. Почему именно Веров? Тогда о таком авторе здесь у нас ничего слышно не было. Да и в двадцатом столетии он известен, но далеко не знаменит… Проще было проверить более громким именем, скажем, Братьями Стругацкими. Энигматик он, наш Веров. Итак, по твоей непосредственной реакции опытный психолог Гений У положительно утвердился — о Верове, о двадцатом столетии ты ни сном ни духом. Твои сны были для тебя просто снами. Но уж потом дал знать о себе наш доблестный приват-доцент. На публичных бестужевских чтениях, а на публичные он имел обыкновение приходить подшофе, начал нести околесицу про кровавую революцию, про русский бунт, мировую войну. И договорился до гегемонии Америки. Символисту этого было достаточно. Он спешно наносит визит, так сказать, наводит мосты и наверняка удостоверяется, что Пимский и является тем существом, что он разыскивал. И сильно, тайтли, наносит первый удар, достигнув таким образом своей ближней цели. И Пимский уже у него в руках, достаточно еще одной-двух встреч. Как вдруг, — дюк делает драматическую паузу, — в книжных лавках появляются сочинения Верова, те самые, о двух волюмах. В тот же день Гений У докладывает Символисту о новом авторе. Вообрази, Разбой, Символист Василий ударяется в панику. Гений У такое увидел впервые и изрядно струхнул. Немедленно следует приказ — весь тираж скупить на корню! Люди Гения снуют по лавкам, он сам наводит справки в издательстве. Больше моего он узнал не много. Что, кто — концов не сыскать. Тираж невелик — двести экземпляров, скупается в два дня. Как раз на второй день я появляюсь в лавке Требесова и вышибаю из хозяина припрятанный экземпляр. Его хватились на следующий день — недостает двухсотого экземпляра. Опять в издательство, опять по лавкам. Символист узнает, что экземпляр у меня, а ко мне хода нет. В общем, Гений У пережил самый страшный день в своей жизни. А все сто девяносто девять экземпляров были сожжены за городом. И вот тебе загадка, Разбой — не «накрути» Григорий моего визави, Марка, я бы нипочем не оказался в лавке — я ведь далек от беллетристики. Последствия были бы плачевны. Только прочитав «Лес зачарованный», да, может, и не в нем дело, а в самом Верове, в том, что они и здесь, и там, Пимский осознал себя существом твиннинга, понял замысел Символиста и тем избежал участи, которую тот ему готовил.

— Нет, все-таки дело тут в самих произведениях. Стоило мне прочитать про Мура, как вдосталь измучившие меня сны «про последний поход» пресеклись, оставили меня. Что-то есть в этих текстах.

— Это ничего не доказывает. Я лишь констатирую. Итак, Символисту одного дня не хватило.

— А чего ж исчез тогда Пимский? — вскакивает в волнении Разбой.

— А это уже совсем другая история. Вкратце — у Символиста обнаружилось нечто вроде двойника в мире двадцатого столетия. Символист именно его полагал одновременно и как двойника, и как свое сверхэго, обитающее в мире сна. Оно, конечно, никакой не двойник. Скорее, человек.

— Так вот почему Символист Василий говорил о Марке Гению У, когда я нашел их во сне. Это его разыскивает Марк через меня в том мире!

— Именно из-за того, темного, в том мире Григорий исчез вместе с памятью о себе. Точнее, память забрали Григорий и Пимский, вдвоем проделали операцию над памятью того мира. Иначе бы, учуявший через Символиста твиннинговость Григория, тот темный накрыл бы всех наших одним махом, он такое может. А теперь он угрожает пока Марку. Впрочем, ты это знаешь лучше меня.