Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но Гитлер, одержимый идеей «оружия возмездия», на все это не обращал никакого внимания. К тому же его поведение становилось все более непоследовательным, он снова отправил на фронт истребители, которые предназначались для обороны заводов. При этом он пренебрег активными возражениями Шпеера и Галланда. После чего вызвал их к себе и объявил: «Я больше не хочу, чтобы производили самолеты. Подразделения истребителей будут расформированы![570]Прекратите производство самолетов. Прекратите немедленно, поняли? Вы постоянно жалуетесь на нехватку квалифицированных рабочих, да? Так вот, немедленно перебросьте рабочих на производство средств ПВО. Пусть все рабочие делают зенитки. И пусть все оборудование используется для этого! Это приказ! […] Надо увеличить сегодняшние объемы производства». После этого Галланд и Шпеер уже практически ничего не решали…
Разумеется, этот приказ фюрера не имел никакого смысла: рабочие не обладали соответствующими навыками, станки авиационных заводов не были приспособлены для выпуска средств ПВО. К тому же зениток хватало. А вот снарядов стало по-настоящему недоставать: возрастал дефицит сырья, необходимого для производства взрывчатых веществ… Но, как всегда, Гитлер ни о чем и слышать не желал. Тем временем разрушительная сила налетов на рейх увеличилась, что привело к снижению объемов производства синтетического топлива[571], а люфтваффе оказалось парализованным из-за отсутствия горючего и недостаточной подготовки пилотов. Немецкая авиация не могла сдерживать потоки воздушных армад союзников, и это неизбежно ставилось в вину дородному рейхсмаршалу, акции которого к тому времени резко упали. «Сколько еще будет продолжаться болезнь Геринга?» – спрашивал вышедший из себя фюрер. «Теперь Геринг ни во что не ставится», – с радостью записал в дневнике Геббельс 17 сентября…
Но он явно поторопился с выводами. Рейхсмаршал сохранил определенный вес и некоторые рычаги влияния, в его распоряжении находились мощная служба прослушивания и прекрасно вооруженные полки. Нападать на Геринга в открытую было по-прежнему опасно, и это почувствовали на своей шкуре те, кто попытался начать расследования в люфтваффе после покушения на Гитлера 20 июля[572]. Зато никто не мог отрицать, что в кабинетах штабов авиации сидит слишком много офицеров, в то время как боевые подразделения испытывают острый дефицит в летчиках. Маршал Мильх, смещенный с должности статс-секретаря Министерства авиации и директора по вопросам авиационного вооружения, занимал отныне почетную должность в Министерстве по делам вооружений[573]. На должность статс-секретаря Имперского министерства авиации Геринг вначале предложил назначить бывшего руководителя канцелярии Бухлера, но его кандидатуру Гитлер стазу же отверг. Потом он попытался пристроить на высокий пост своего старого приятеля Бруно Лёрцера, отметившегося в Италии неумелым командованием авиационным корпусом, а затем проявившего себя крайне неэффективным руководителем Управления личного состава Верховного командования люфтваффе. Фюрер снова отказал, прекрасно зная, с кем придется иметь дело в таком случае. С замещением погибшего во время покушения на Гитлера генерала Кортена также возникли проблемы: Геринг поручил исполнение обязанностей начальника Генерального штаба люфтваффе генералу Крейпе, однако отношения у них не сложились, и рейхсмаршал назначил на этот пост более лояльного офицера, генерала Карла Коллера.
Но при всем этом возникли две серьезные проблемы. С одной стороны, Геринг, у которого «была высокая температура» и который «постоянно глотал таблетки», затянул с представлением Крейпе Гитлеру, и Коллер продолжал исполнять обязанности начальника Оперативного штаба Генштаба люфтваффе в ставке фюрера, что приводило к досадному дублированию функций. С другой стороны, оказалось, что Крейпе имел несколько женственные манеры, за что и получил в люфтваффе прозвище Фрейлейн Крейпе. Это пришлось не по вкусу Гитлеру, сразу же заявившему, что ему «в ставке женщины не нужны». Но фюреру все же пришлось некоторое время выносить присутствие Крейпе. А тот записал 5 сентября: «Одни лишь оскорбления в адрес люфтваффе: они ничего не делают, они с годами деградировали, его [Гитлера] постоянно разочаровывают данные о производстве самолетов и характеристики боевых машин. Полный провал во Франции: наземные службы и подразделения наведения попросту бежали… вместо того, чтобы сражаться радом с пехотой. Затем последовало обсуждение действий Ме-262. Те же самые аргументы… Потом он другими словами развил свою идею о прекращении строительства всех самолетов, кроме Ме-262, и об увеличении в три раза выпуска зенитной артиллерии».
Как и всегда, Адольф Гитлер фактически отчитывал Геринга, выговаривая его подчиненному, и Геббельс с явным удовольствием записал в дневнике: «Фюрер сказал, что больше нет возможности оставлять Геринга в должности главнокомандующего. Крейпе передал эти его слова Герингу, хотя очень смягчил их. Но и этого хватило для того, чтобы Геринг расстроился настолько, что у него случился сердечный приступ». Поэтому рейхсмаршал старался из осторожности держаться подальше от «Волчьего логова» и все реже бывать в своем штабе в Восточной Пруссии, хотя и вывел из Италии дивизию «Герман Геринг», чтобы обеспечить безопасность штаба[574]. Ему также удалось перевезти в Германию перед самым захватом Парижа союзниками последние произведения искусства, которые хранились на нацистских складах. Естественно, для того, чтобы поместить их в безопасное место. Следуя примеру своего главнокомандующего, офицеры люфтваффе вывозили из Франции и Италии многочисленные «трофеи», используя для этого ставшие дефицитными грузовики и горючее. Когда Гиммлер и Борман доложили об этом фюреру, Герингу пришлось приказать строго наказать виновных. Лицемерие рейхсмаршала произвело негативный эффект как в штабе люфтваффе, так и в ставке фюрера. Правда, в штабах никто уже не воспринимал Геринга всерьез, это, в частности, подтверждает адъютант генерала Гудериана майор Бернд Фрейтаг фон Лорингхофен, который писал: «Герман Геринг, эта заходящая звезда режима, имел вид некоего комического персонажа, одевался как опереточный генерал, нося зимой белый мундир и высокие сапоги из фиолетовой кожи с голенищами выше коленей. Эксцентричность пользующегося гримом и надушенного главнокомандующего люфтваффе, его унизанные перстнями пальцы вызывали у нас смех. Помпезный стиль жизни и разгром немецкой авиации полностью дискредитировали его».