Иван Долотов: «С этого дня у нас образовался как бы штаб обороны кольцевых казарм, появился командный пункт. Фомин все время находился в начале левого крыла коридора 1-го этажа, если входить во 2-е двери (2-й вход) 33-го инженерного полка. Он сидел на полу и тут же принимал донесения и отдавал распоряжения. Шумевшего и жестикулирующего из кавказцев (фамилию не знаю) я видел еще несколько раз около Фомина в этот день, но потом он больше не появлялся. А может, он был ранен или убит». Также Долотов замечает: «В общем, 23-го в казармах 84-го полка наши бойцы еще были и оставили казармы совсем ночью на 24-е. Может быть, там и были, конечно, отдельные маленькие группы в подвалах или комнатах, но как линия оборонительного фронта они уже не были, так как с той стороны 24-го велся сильный огонь по внутреннему фасаду нашей казармы»[931].

Тем не менее, оставив казарму у Холмских, Фомин пошел на слишком большой риск — а если немцы займут ее и, вероятно, строения внутри нее, быстрее, чем Лерман выбьет их отряд из столовой? Тогда фактически вся Цитадель окажется в западне — разобщенные на несколько секторов красноармейцы лишатся всякой надежды на прорыв, да и фактически на ведение боя.

Впрочем, время было — до ночи[932].

Лерман, вновь набравший добровольцев, начинает атаку — на сей раз при поддержке «артиллерии». Установили пушку от БА-10 у круглой уборной — наиболее близком к столовой укрытии. Открыли огонь. Но все выпущенные снаряды так и не дали результата — из-за острого угла прицела к стене казармы все они попадали в боковую стенку оконного проема[933].

Однако, видимо, 45-мм снаряды оказали воздействие — из казармы, со стороны, выходящей на Мухавец[934], выскочили несколько немцев, но практически мгновенно были убиты. Оставшиеся, измотанные двумя бессонными ночами, видимо, пали духом — после смерти их товарищей стало ясно, что прорваться не удастся, выстоять или умереть — единственное, что оставалось.

8.00. Тем временем саперы пятой роты 1-го железнодорожного саперного полка продолжают попытки зачистить вокзальный подвал. Тактика несколько изменилась — сейчас группы саперов, понимая, что, не имея подрывных зарядов, вряд ли решат задачу, отошли назад, пытаясь начать переговоры. Но высланный тогда вперед переводчик был застрелен русскими.

Лейтенант Линни, ведущий осаду подвала, отмечает необычайную толщину его стен, кроме того, для обороны подвала внутри него русские воздвигли баррикады.

Однако после гибели переводчика была предпринята новая попытка выбить русских — используя гранаты и подрывные заряды. Но удалось добиться лишь того, что те снова вернулись из восточной части в западную.

Вместе с тем русскими было решено выпустить наверх гражданских, ставших обузой, — истерики женщин, крики детей и растерянность невооруженных мужчин не прибавляли мужества защитникам подвала. Встал вопрос и о воде и продовольствии — воды не было совсем (бойцы смогли добыть ее лишь позже, сломав колено водопроводной трубы), на складе буфета — печенье, конфеты и сахар, но на тысячи человек, конечно, эти запасы не рассчитаны. Кроме того, гранаты, залетавшие в подвал, без труда находили своих жертв.

Гражданские пошли наверх. Остались только коммунисты — по предъявлению партбилета им разрешали остаться и давали оружие. И осталась Надежда, женщина, по некоторым данным, следователь Брестской прокуратуры. Она взяла на себя уход за ранеными.

Подкрепление к саперам Линни прибыло еще накануне — караул и дозорная служба в западном вокзале принимаются самокатным эскадроном (1/А.А.45) обер-лейтенанта Квизда. Она организуется во взаимодействии с саперами и соседними воинскими частями.

Решено прекратить атаки — специально выделенными группами гражданских рабочих стеклянные окна на перроне покрываются железнодорожными шпалами, выходы из подвала, охраняемые саперами, забаррикадированы.

* * *

Контрудар 4-й армии Коробкова не удался. Согласно Л. М. Сандалову, основные причины его неудачи: неравенство сил — количественное превосходство противника на направлении главного удара и качественный его перевес в танковой технике; отсутствие необходимого артиллерийского и авиационного обеспечения войск, наносивших контрудар; слабое взаимодействие частей и соединений; отсутствие надежного управления войсками во всех звеньях и слабое материально-техническое обеспечение войск[935].

«Успеху противника особенно содействовала беспрерывная поддержка авиации, при полном отсутствии действия авиации с нашей стороны…»[936] — сообщал Коробков в штаб Запфронта (донесение № 06).

Сандалов утверждает, что удары 28 ск отбросили немцев на несколько километров вдоль железной дороги на Брест. Однако сами немцы (в журналах боевых действий (KTB) XII А.К., 31 и 34-й пехотной дивизии о каком-либо своем отходе не сообщают. Но не только — не заметили они и самого контрудара. Например, потери 31-й дивизии за 23 июня — 1 убитый (офицер), 5 раненых, 6 заболевших. И по-прежнему «сопротивление русских — самое незначительное».

Лишь передовой отряд корпуса (фон Штольцман) в 4.50 начал бой у Кобрина. В отряде фон Штольцмана и подразделения 45-й дивизии. Но кто и кого там атакует — неясно (похоже, обе стороны начали наступать друг на друга практически одновременно).

Журнал боевых действий 4-й армии Коробкова также не говорит о каком-либо прорыве от Жабинки: «Контрнаступление успеха не имело в результате встречного боя со стороны противника (до танковой дивизии на Пружаны и до трех тд на Кобрин). Наши танковые орудия, по заявлению командиров танковых частей, не пробивают броню танков противника»[937].