class="p1">Вкратце я рассказываю, как Ник оказывал помощь моему брату над детективами.

— Ошеломляюще! — с изумленной радостью возглашает издатель. — Отец, сын, дочь…

Жужжит мой телефон.

Ритчелл. «Она звонит, чтобы накинуться на меня, что я оставил одну Милану», — у меня тут же образуется предположение.

— Джексон, я тогда пойду, — молвит Николас, видя, что я не беру трубку при нем, — как-нибудь ещё поговорим. Сбрось данные этого гениального человека.

Я киваю и пожимаю ему руку.

— Привет старому другу! Вы куда пропали? — с такой настойчивостью и звонкостью в голосе спрашивает она.

Пропали?

— Приветствую. Никто никуда не пропадал.

— А почему молчите? Не звоните нам? Как Милана? Что-то от неё нет ни одного сообщения с тех пор, как мы уехали. Забыла подругу. Мы звонили-звонили, писали-писали поздравления с вашей победой в конкурсе, а вы точно игнорируете нас!

Я быстро отвечаю:

— Она все дни в модельном и с книгой… Спасибо за поздравления. Как вы поживаете с Питером?

Неужели Милана не осведомила подругу о нашем расставании? Неужели и Питер ничего не знает о нас, о Даниэле?

— Передавай ей пламенный привет! — дерзко произносит Ритчелл. — У нас все замечательно, в спешке, но терпимо. Но мы успеваем и отдыхать. Надышались подлинным искусством, приобщились к классическому миру музыки. Я-то хочу вас предупредить, вот о чем. С завтрашнего дня мы идём в поход с родителями, там связи совсем не будет. Потом дела, дела, дела. Получится встретиться только за день до свадьбы.

— Понял, — коротко отвечаю я, слегка расстроенный тем, что с Питером один на один удастся поговорить не скоро.

— У вас точно все хорошо? Ты немногословен.

— Ну разумеется, — приободрено бросаю я.

— Джексон, что Милана хотела сказать Питеру?

Странный вопрос.

— Эм… Возможно то, что… — Может, о Даниэле? Или обо мне?

— Она звонила ему, но потом он ей так и не дозвонился, — второпях бросает она. — Джексон, как обстоит дело с твоим обещанием?

Как быстро она разбрасывается вопросами, что я теряюсь. Поспешность говорит о ее внутренней тревоге. У Питера тот же предсвадебный синдром?

— Всё под контролем, — рассеиваю ее опасения убеждающей репликой.

Чем же смягчить родительские сердца? Есть у меня один замысел, как сблизить роковую четверку. С Марком я лично побеседую об этом, чтобы он пригласил Анну на свадьбу друзей, но под предлогом сюрприза, не уточняя, к кому они пойдут. С отцом поговорю, как тот позвонит мне. Ник уже в ожидании большого события, а вот мама…

— До главного дня двадцать дней и за этот срок ты должен что-то придумать. Приглашений Анне, Джейсону, Нику и Джейсону высылать не будем. Положусь на тебя. Что еще хотела сказать! Мы пригласили музыкантов. Певцов у нас трое: ты в основном составе и на подпевку/замену двое: мужчина и женщина. Я уже сбросила тебе перечень песен, которые нужно спеть. Ты же помнишь?

— Понял. Да-да. Я видел утром.

— Джексон, тебе же нетрудно? — стрекочет так, что я еще несколько секунд пытаюсь сообразить, о чем спрашивает невеста.

— Нет, я же говорил, что исполню.

— Я побежала. Сообщи Милане о моем звонке, обнимаю вас обоих. До встречи, — с торопливостью она подводит черту нашего болтания.

Сестра милосердия осталась одна со своими проблемами. Сама выбрала этот путь, сама осталась с Даниэлем, сама ушла…

Закончив трудовой день, я как можно скорее поспеваю домой, так как разбитое живое сердце нельзя оставлять долго без призора. Вслушиваюсь. Безмолвие. Настораживающая тишина. Подступив по зову груди вперед, перед моими глазами застывает одна и та же картина — отец, крепко-накрепко, ухватившись за листочки жизни, общается душою с дочерью, неотступно занимающей все его мысли. То с его глаз текут тяжелые слезы, то он сияет улыбкой и снова со стоном, хватаясь рукой за сердце, ударяется в слезы… То ласкает бумагу, как дитя, то прижимает к себе, да так сильно, что та мнется со скрипом, будто кости человека. Таково проявляется обожание его дочурки.

В свете умирающего дня, сносимый годами тоску, согретый любовью, источающейся из страниц, начертанных рукой родной кровиночки, исторгает священный трепет, внушающий тревожное колыхание тела, что небожители, ангелы, взирающие из глубин бесконечности, плачут.

Глава 51

Милана

Проходит десять дней.

«Я выжжена. Я разбита. Дни, превращенные в бесконечные часы страданий, бегут, покрываются забвением. Десятый день сряду я существую в неком прозябании без ясного понимания окружающего. Минуты с больным протекают, как вечность… День подобен месяцу. Врачи говорят, что нужно время и силы. Чтобы мы ни делали, но его тело ниже пояса, так и остается недвижным. А я уже не знаю, за что борюсь, то ли за его жизнь полноценную, то ли за свою, которую сама же сгубила.

То, что было, сцена между Даниэлем и Джексоном, это… это было так, что я усилием воли пытаюсь удержаться от криков души, истекая каждый день в слезах.

После того, как ушел Джексон, я стояла на одном месте, не шевелясь, и чувствовала при каждом вздохе последние капельки сандалового дерева, оставленные им, будто для того, чтобы я поглотила их в себя в последний раз. Ручьи струились из-под ресниц. В душевной подавленности, я ощупью добралась до двери комнаты, в глубь черной пустоты, оплакивая разбитые, утраченные надежды.

Когда мы встретились, я и не подозревала, что буду так любить, и так страдать.

Даниэль, как помнится, последовал за мной.

— Моя испаночка мне хочет сказать пару слов о своём брате? И по какой причине не сообщила о нём мне? Боги, я же думал, что у вас с ним любовь… — со смешинкой доносил он, пылая от счастья к моему горю. — Я рад, что разобрался и нашел разгадку. Но то, что ты не сказала мне об этом, меня задело.

Со смертью в душе я была настолько отстранена от реальности, что стала ко всему холодной, безразличной, временами агрессивной и невоздержанной.

— Что, что он сказал тебе, когда я оставила вас обоих? — спрашивала я, понимая, что потеряла его. «Навсегда ли? Он не вернётся. Этот взгляд, этот потухший взгляд…»

— Мы обсудили житейские вопросы. Я убедился, что у него имеются проблемы с рассудком, характер настоящего деспота, — самоуверенно рассуждал он. — В жизни не видел таких своевольных людей.

— Что он тебе сказал? — непроизвольно повысив голос, почувствовав прилив необычайной смелости, я требовала ответа. Мне было важно услышать только отклик на этот вопрос. Больше меня ничего не волновало, ничего. Таково было недомогание и в душе, и в теле.

— Раскрываешь неровности характера? — усмешка скользила в его голосе. — Мы условились об одном моменте с