мол, рассматриваются. Я писал вместе с Карой столько статей со стихотворной прозой, что, убей меня гром, но ты каждую презирал, в каждой искал погрешности, придирался к слову, к точке, к запятой… к моему таланту, которого у тебя, между прочем, нет!.. — Стремится выставить себя справедливым? Его неотъемлемая личностная особенность — беспардонная наглость, которая тщетно стремится осадить меня.

— И Слава Богу, — непроизвольно срывается с меня; эмоционально я на грани.

— Мы исправляем ночами твои бездоказательные, несправедливые замечания!

— Мы? — изумляется Кара и, чуть покраснев, скромно произносит: — Не торопись с таким выводом, Алекс. То, что пишешь ты, затем ночами исправляю только я одна.

— Кара! — гремит Алекс. — Я же защищаю тебя!

— Алекс, я в этом не нуждаюсь.

Он снова перекидывается на меня.

— А договор аренды? Да ты, — следует дальше сквернословие, — словно потешался надо мной, когда с десяток раз заставлял переделывать.

— А с чем это связано твоя головушка тебе не припомнила? — на высоких нотах ораторствую я, чувствуя, как бешено бьется жилка на ключице. Я устрою ему настоящую взбучку, из расчета того, что взвинтил мою нервную систему. — Не ты ли спутал аренду с наймом? Мы снимали НЕЖИЛОЕ ПОМЕЩЕНИЕ ДЛЯ ФИ-ЛИ-А-ЛА, — импульсивно заговариваю по слогам. — А У ТЕБЯ, ДЬЯВОЛ, БЫЛ НАЕМ ЖИЛОГО ПОМЕЩЕНИЯ ФИЗИЧЕСКИМ ЛИЦОМ ДЛЯ ЖИ-ТИ-Я. НЕ СОБСТВЕННОГО ЛИ? НЕ ХОТЕЛ ЛИ ТЫ НАС ТАКИМ ОБРАЗОМ ОДУРАЧИТЬ?

— А сказать можно было об этом? Ты каждый раз отдавал мне его назад со словами: «Переделывай». Если ты директор, это ещё не значит, что тебе всё можно. Ты ничего не делаешь, а только и знаешь командовать нами.

— Алекс, тебе не кажется, что ты перегибаешь пал… — вклеивает фразу Боб, оторопев от внезапного откровенного словесного порыва Брюса.

— Что, Алекс? Мне надоело молчать, когда он затыкает мне рот и чмурит меня!

Ему совсем не повезло, ведь паршивее, как сейчас, мне не было давно.

Я живо, с грохотом встаю и отрезаю строгим голосом:

— Вон отсюда! Устрани наши головы от самовлюбленной болтовни! — указываю на дверь вспотевшей ладонью. Он вывел меня из себя. — Пышно многословишь, невежественный нахал!

Алекс сидит с наглой улыбкой и не двигается с места.

Тишина в зале.

— Плохо слышишь? Я сказал вон отсюда! Я не потерплю такого хамства и лжи! Убирайся, я сказал! А-то строит из себя умника!

— Привычный тон, да, коллеги? Примерно так он и разговаривает со всеми нами, — рассуждает с ухмылкой он, выдавая себя королем. — Это лишь недавно как-то был более снисходительным. Так на него мадридское солнце подействовало. — Николас и Боб, оказавшись в некоторой растерянности, останавливают Алекса, когда тот разбрасывается непотребными фразами, которые я игнорирую в молчаливом ожесточении. Но ругательские слова так и просятся на язык. — Если я уйду, я не вернусь. На колени хочешь падай, всё равно не вернусь. Ясно? Все согласны, что я ухожу или кто-то уйдет со мной?

Все молчат.

— Так вы все за него, что ли?

— Освободи кабинет! — указываю я, немыслимо злясь на него. Своих проблем кучу, чтобы еще его выслушивать.

— Пф… ф…

Я закрываю его рот последним грозным откликом:

— УБИРАЙСЯ!

Он сплевывает на паркет и, высоко держа голову уходит, захлопывает с размаху дверь. Псих! Я относился к нему более благосклонно, чем он того стоял.

Я успокаиваю в себе ярость бури, но этот парнишка накалил мои нервы, посмев перейти дозволенную черту. Грубо завернув руки за спину, я становлюсь напротив шкафа и непреднамеренно упираю взгляд на полки. Он вынудил меня прогнать его. Человек, обманувший мои ожидания, так еще и оказался фальшивым. В глаза одно, за спиной другое. Не потерплю таких людей. Не впервой мной овладевает гадкое чувство, когда предателем выясняется стал недальний человек. И какими бы умственно одаренными не бывают, я отказываюсь работать с теми, кто одарен гнилой душой.

В образовавшуюся неловкость вмешивается Боб:

— Давно пора было это сделать. Балабол! Прока мало от него. Я и сам не раз доделывал его работу, скажу по секрету.

— И я, — произносят одновременно и Кара, и Николас.

— Знал бы о нем раньше, послал бы к чертовой матери в первый день его прихода, — звучно произношу я и беру бутылку с минеральной водой, с жаждой вливая три глотка в гортань. После занимаю прежнее место.

Николас приводит обстановку в порядок, завершая напряжённое событиями совещание выписыванием командировок для нескольких лиц, чтобы провести ревизию и сверить статистику с реальными результатами деятельности филиалов.

Оставшись наедине с Николасом, тот спрашивает у меня дружеским тоном:

— Джексон, если по откровению, у тебя какие-то проблемы? — Масштабные, но делиться ими нет желания. — И именно поэтому ты был против отъезда в Нью-Йорк? К тому же, ты всегда мимо ушей пропускал усмешки Алекса, а с полчаса назад… — Он обрывает себя, ведь конец оборванной фразы ясен нам обоим. — Я не могу сказать, что ты не прав, идиотизма у Брюса полно, но спросить, как приятеля обязан!

— Отчасти да, но скорее это временные трудности.

— Нужна моя помощь?

— В данном случае, нет. Но… — Я чуть смягчён от его слов. — Спасибо.

— Как мисс Гонсалес? Не видно вас вместе. На днях состоялось мероприятие «Проекция корпоративного обучения». Организатором является Брендон Гонсалес, но его замещал кто-то. Слышал я, он серьезно болеет сейчас… — В груди что-то задребезжало на мгновение и отпустило. — Я тоже там присутствовал как гость. Ожидал увидеть вас двоих. Вы же на всех открытых конференциях были от Гонсалеса.

Болеет?

Мрачно слушая не волнующие меня новости, я равнодушно коротко поясняю:

— Легкие трудности с её здоровьем ограничили мое общение с ней. Она тоже прихворала.

Он приглушенно с пониманием роняет: «М-м-м. Беру в соображение. Передавай и ей выздоровления» и отступает от вопросов.

Николас никогда не вмешивался в мои личные границы, но, думается, что эти вопросы связаны с его легким беспокойством по поводу моего взбешенного состояния. Уж такой прескверный характер у меня. «Но сейчас я бы выговорился».

— Могу задать нескромный вопрос о писательнице?!

— Ну… — Я невольно улыбаюсь, почесывая подбородок.

— Я заметил, что когда ты с ней, то… смеешься и твои глаза… они… они… Ты влюблен в юную писательницу?

Я долго смеюсь.

— Вот же! Я не успел сказать про нее, а ты стал совершенно другим. И ты злишься, когда ее нет рядом. Я видел вас вместе не раз и… не могу оторвать глаз от того, как вы смотрите друг на друга.

Я поднимаюсь и встаю к окну, нервно засовывая руки в карманы, и, вспомнив момент, когда лицезрел ее на маскараде, безупречно-красивую, неосознанно отвечаю:

— Я не могу дышать, когда