— Я не смогла ответить на большинство из них, но, когда я вернулась в свою комнату и начала раздеваться перед сном...

— Тебе самой стало интересно, — предположил я.

— Мне уже было. Вот почему мы с Фавой пришли вчера вечером. Но мне нужно с кем-то поговорить. Раньше это была Фава, но теперь ее нет.

— А как насчет твоего отца и бабушки?

— Это не то же самое, что разговаривать с Фавой. Или с тобой.

Несколько секунд она сидела молча, пока я заканчивал фразу, начатую, когда она постучала, и вытирал перо.

— Тот человек, о котором говорил Эко, человек с юга, он еще ищет своего отца. У тебя есть сын?

Я кивнул.

— Поэтому ты подумал, что он может искать тебя. Так показалось Римандо, и мне тоже так показалось.

Я спросил, считает ли она Римандо привлекательным.

— Это не имеет никакого отношения к делу.

Орев прокаркал предупреждение:

— Атас!

— Конечно, имеет. Ты ходила с ним в конюшню.

— Я просто хотела посмотреть на их лошадей, вот и все. Ты видел этих лошадей, когда они прискакали?

Я покачал головой.

— У них замечательные лошади, у обоих. Рыжая у Эко и гнедая у Римандо. Отец уговорил двух богатейших людей в Бланко пожертвовать по лошади на каждого. Хотела бы я знать, как он это делает.

— И я тоже.

— Угу. Ты ведь ничего не знаешь, не так ли, Инканто?

— По крайней мере, я знаю, как мало я знаю.

— Ты действительно думаешь, что это твой сын ищет своего отца на юге?

— Нет. — Потребовалась большая решимость, чтобы сказать правду. — Я не думал, что это возможно. Но надеялся, что это так.

— Я думаю, что отец, которого он ищет, моложе тебя. И, судя по описанию, он не очень похож тебя.

Я молча кивнул.

— Ты не знаешь, кто это может быть?

— Понятия не имею — ни малейшего. Ты хочешь знать, подходит ли описание Эко моему сыну. Нет, не подходит. Моего сына зовут Сухожилие.

— Именно это ты и сказал.

— Так оно и есть. Может быть, он называет себя как-то иначе — я не знаю. Но молодой человек, о котором говорил Эко, не похож на моего сына. Ты говоришь, что пришла со многими из тех же вопросов, которые были у вас с Фавой прошлой ночью; этот не мог быть одним из них. Что за вопросы?

Она отмахнулась от всех вопросов:

— Ты написал эти письма.

— Те, что Римандо и Эко собираются отнести в Олмо и Новеллу Читта? Да, это так. Я написал их с разрешения твоего отца, и он прочитал их, прежде чем подписать. Ты хочешь знать, что написано в них?

Мора покачала головой:

— Письмо Римандо в его седельной сумке. Я могла бы прямо сейчас пойти в конюшню и прочитать его, если бы захотела. Я могла бы, но мне придется сломать печать. Тебя это беспокоит? Что я могу это прочесть?

— Ни в малейшей степени.

— Хорошо. — Она наклонилась вперед, ее грубое, девичье лицо было напряжено. — Всего на минуту, сегодня утром, как раз перед приходом Десины, мы были в другом месте. Фава и я были, и я спросила Торду об этом, и она сказала, что она тоже была. Это была Зеленая?

Я снова кивнул.

— Ты сделал это, чтобы настроить меня против Фавы.

— Я вообще этого не делал. По крайней мере, сознательно.

— Но ты же там был? Это то, что ты называешь джунглями? То, что мы видели, обоняли и чувствовали?

— Да. Но я этого не говорил.

— Вчера за ужином ты проник в историю Фавы и изменил ее. Неужели все это действительно произошло?

— Полагаю, так оно и было. Но я не делал этого сознательно.

— Хорош Шелк!

С полминуты Мора изучала меня, положив локти на колени и подперев подбородок руками.

— Я имела в виду то, о чем говорила Фава, — наконец сказала она. — Неужели это действительно произошло? Ты пытался использовать инхуму, чтобы обмануть своего сына?

— Нет.

— Это было просто выдумано?

Я кивнул:

— Я уже говорил тебе, что не знаю, как я это делал, если вообще делал. Это правда, но я много думал об этом, как ты можешь себе представить. Хочешь услышать мою теорию? Если я расскажу кому-то еще, мне самому станет понятнее.

— Давай.

— Предположим, что Дуко построит дорогу, чтобы облегчить проход своей орды к границе. Разве солдаты из Бланко не могут воспользоваться той же дорогой, чтобы осадить Солдо?

— Не думаю, что понимаю.

— И я, но я пытаюсь. Ты когда-нибудь видела мертвого инхуму? Который выдавал себя за человека?

— Ты сказал, что я вообще не видела ни одного. Действительно, я до сих пор не видела ни одного вблизи.

— А я видел, и чаще, чем мне хотелось бы.

Это были магические слова, хотя я и не знал об их силе, когда произносил их. Когда я был маленьким мальчиком, я слышал истории, которые слышат все дети, и воображал, что если бы только я мог наткнуться на правильные слоги, то там, где стояли дома наших соседей, возник бы сад, таинственный и прекрасный, в котором на деревьях росли бы изумруды, которые, созрев, превращались бы в алмазы, а фонтаны текли бы молоком или вином. В конце концов я понял, что бессмертные боги были единственными духами, исполнявшими желания людей, а молитвы — магическими словами, которые я искал. Это взволновало меня, как волнует и сейчас; но когда я рассказал друзьям о своем открытии, они только усмехнулись и отвернулись.

Теперь — очень далеко от тех друзей, мужчин и женщин, которых я никогда больше не увижу — я наткнулся на слова, которые были поистине волшебными. Не успел я произнести их, как снова оказался в джунглях Зеленой, сидя на корточках рядом с молодым человеком, который присоединился к нам и сражался рядом с нами; сейчас он корчился и истекал кровью под изогнутыми корнями.

— Скажи мне еще раз, почему ты ненавидишь инхуми, — попросил он, как будто мы вдвоем непринужденно сидели в моей спальне в доме Инклито и имели все время витка.

— Я никогда не говорил тебе ничего подобного, — сказал я, — и вообще не разговаривал с тобой до этого момента.

— Ты узнаешь меня, когда я уйду.

— Они пьют нашу кровь. Разве этого не достаточно?

— Нет. — Его лицо было маской боли.

— Инканто? — обеспокоенно спросила Мора.

— В чем дело?

— С тобой все в порядке?

Я кивнул:

— Видишь ли, его мать — мать Крайта — была особенной. Мы были так бедны... Ты была богата всю свою короткую жизнь. Ты не представляешь, как мы были бедны.