Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я как раз хотела об этом с вами поговорить, – подхватила матушка Цзя. – Бао-юй и Дай-юй с самого детства росли вместе, и я считала, что это естественно, так как они дети! Потом мне часто приходилось слышать, что Дай-юй то заболевает, то вдруг выздоравливает, и я постепенно убедилась, что причиной этому ее влечение к Бао-юю. Я думаю, что, если они и дальше будут вместе, это может привести к печальным последствиям. Как вы на это смотрите?
Госпожа Ван на некоторое время задумалась, но потом кивнула головой и произнесла:
– Барышня Линь Дай-юй себе на уме. Что же касается Бао-юя, то он глуп и не умеет скрывать своих чувств. Он ничем не отличается от ребенка. Если кого-нибудь из них переселить из сада, разве это не будет значить, что мы откроем свои намерения? Еще в древности говорилось: «Когда юноша становится взрослым, ему нужно жениться; когда девушка становится взрослой, ей нужно выйти замуж». Может быть, их следовало бы поженить!
– Хотя упрямство Дай-юй является ее достоинством, – нахмурилась матушка Цзя, – я считаю, что именно поэтому она не пара для Бао-юя. К тому же она слишком слаба здоровьем и не проживет долго. Для Бао-юя больше всего подходит Бао-чай.
– Так думаете не только вы, почтенная госпожа, но и мы все, – отозвалась госпожа Ван. – Только мне кажется, что и барышню Линь Дай-юй нужно за кого-либо просватать. Можно ли поручиться, что у такой взрослой девушки не вспыхнули сокровенные чувства?! Может статься, эти чувства обращены к Бао-юю, и, если она узнает, что Бао-юй помолвлен с Бао-чай, получится неприятность.
– Конечно, – согласилась матушка Цзя. – Мы сначала женим Бао-юя, а потом выдадим замуж ее. Заботиться прежде всего надо о своих детях, а потом о чужих. К тому же Дай-юй на два года моложе Бао-юя. Разумеется, нельзя допускать, чтобы она узнала о свадьбе Бао-юя.
– Вы слышали? – сказала служанкам Фын-цзе. – Ни слова о том, что второго господина Бао-юя собираются женить! Если проговоритесь, берегите свою шкуру!
– Девочка моя, – сказала ей матушка Цзя, – с тех пор как ты стала болеть, ты не очень обращаешь внимание на то, что происходит в саду. А я советовала бы тебе быть повнимательнее! Я имею в виду не только нынешний случай, а вообще все безобразия, как, например, в позапрошлом году, когда прислуга пьянствовала и играла в азартные игры! Старайся держать людей построже! Я же вижу, что они во всем беспрекословно подчиняются тебе.
Фын-цзе поддакнула. Потом все еще немного поболтали и разошлись.
С тех пор Фын-цзе стала часто появляться в саду. Однажды в «саду Роскошных зрелищ», неподалеку от «острова Водяных каштанов», она увидела старуху, которая что-то бубнила себе под нос.
Фын-цзе неслышно приблизилась к ней. Старуха заметила ее, когда она была уже совсем рядом, вытянулась и поспешила поклониться.
– Ты о чем бормочешь? – спросила Фын-цзе.
– Госпожи приказали мне присматривать за цветами и фруктами, – отвечала старуха, – я делала это очень старательно, но пришла служанка барышни Син Сю-янь и обозвала меня воровкой!..
– Почему? – удивилась Фын-цзе.
– Вчера я взяла с собой мою Хэй-эр, чтобы она здесь поиграла, – стала объяснять старуха, – и случайно девочка забрела в дом, где живет барышня Син Сю-янь. Я велела Хэй-эр уйти оттуда. А сегодня утром я услышала от служанок, будто у барышни Син Сю-янь что-то пропало. Я спросила их, что пропало, а они стали обвинять меня в краже.
– Если они даже обвинили тебя, все равно не нужно сердиться, – проговорила Фын-цзе.
– Этот сад принадлежит господам, а не служанкам, – возразила старуха. – Как можно терпеть, чтобы эти девчонки называли нас ворами?! Не они нас послали присматривать за садом, а госпожи!
– Не ворчи! – вспылила Фын-цзе и плюнула ей в лицо. – Вы здесь присматриваете, и если у барышни пропала какая-нибудь вещь, с вас и следует спрашивать! Ишь разболталась! Позвать сюда жену Линь Чжи-сяо, пусть она прогонит эту старуху!
Девочка-служанка бросилась было исполнять приказание Фын-цзе, но в этот момент появилась Син Сю-янь и с улыбкой сказала:
– Не нужно! Ничего особенного не случилось. Да и дело прошлое.
– Не вмешивайся, барышня, – возразила Фын-цзе. – Как бы там ни было, нельзя позволять этим бабам распускать язык!
Глядя на взволнованную женщину, которая бросилась на колени, умоляя Фын-цзе о прощении, Син Сю-янь решила пригласить Фын-цзе к себе, чтобы упросить ее простить женщину.
– Таких людей, как эта старуха, я давно знаю! – бушевала Фын-цзе. – Кроме меня, они не признают никого!
Син Сю-янь упрашивала ее успокоиться и даже заявила, что во всем виновата ее собственная служанка.
– Ладно! – бросила Фын-цзе старухе. – Ради барышни Син я прощаю тебя.
Лишь после этого женщина поднялась с колен и низко поклонилась Фын-цзе и Сю-янь.
– Что же ты все-таки потеряла? – спросила Фын-цзе у Син Сю-янь, когда старуха ушла.
– Ничего особенного – старую красную кофту, – отвечала Сю-янь. – Я велела своей служанке поискать, она не нашла, и ладно. Но девчонка настолько глупа, что имела неосторожность спросить об этом у старухи, а та обиделась. Служанку я отругала, так что все кончено и упоминать о таком пустяке не стоит.
Фын-цзе оглядела комнату, затем окинула Син Сю-янь пристальным взглядом: девушка была одета в сильно поношенный ватный халат, и Фын-цзе подумала, что в нем должно быть холодно. Одеяла, лежавшие на кане, были тонкими. Матушка Цзя подарила Син Сю-янь кое-какие вещи, девушка ими не пользовалась, и все они, аккуратно сложенные, лежали на столе.
Это заставило Фын-цзе проникнуться еще большим уважением к Сю-янь, и она сказала:
– Вообще-то, кофта – пустяки, но сейчас холодно, и в ней тебе было бы теплее. Почему ж ты не требуешь, чтобы служанки ее разыскали? Эти девчонки совершенно обнаглели!
Вскоре Фын-цзе отправилась дальше, а затем вернулась домой. Здесь она позвала Пин-эр, велела ей принести телогрейку, крытую ярко-красным заморским крепом, шубку, крытую дымчато-сосновым шелком, бирюзового цвета юбку, расшитую бисером, синюю курму, подбитую беличьим мехом, завернуть все это и отнести Син Сю-янь.
Несмотря на то что Фын-цзе быстро уняла старуху, которая ворчала на Син Сю-янь, на душе у девушки было неспокойно, и она думала:
«Здесь у меня так много сестер, но никого из них прислуга не осмеливается оговаривать, лишь меня, несчастную, все обижают. И зачем только это увидела Фын-цзе!»
Как раз в то время, когда она была погружена в печальные размышления и глотала слезы, вошла Фын-эр, которая принесла ей одежду в подарок от Фын-цзе. Син Сю-янь ни за что не хотела принять его.
– Госпожа наказывала передать