Кэлен моргнула.

— Тогда почему мы продолжаем окуривать дворец?

Дрефан улыбнулся грустной улыбкой.

— Люди думают, что это помогает, и радуются, что мы не сидим сложа руки. У них есть надежда. Если мы перестанем это делать, то отнимем у них надежду.

— А разве есть надежда, Дрефан?

— Я не знаю, — прошептал он.

— Ты читал вчерашний рапорт?

Дрефан кивнул.

— Число умерших продолжает расти. Вчера эта цифра поднялась до более чем шести сотен.

Кэлен подавленно посмотрела вдаль.

— Ужасно, что мы ничего не можем сделать.

Шота сказала, что путь будет указан. Дух сказал, что путь будет указан. Мысль о том, что придется потерять Ричарда, была невыносимой — но еще страшнее было думать об умирающих людях.

— Ладно, — сказал Дрефан. — Я хотел сходить в город.

Кэлен сжала его плечо. Дрефан вздрогнул. К такой реакции она, Исповедница, давно привыкла. Кэлен убрала руку.

— Я знаю, что не в твоих силах остановить чуму, но все равно спасибо за помощь. Только твои слова поддерживают в людях надежду.

— Слова — лучшее средство целителя. Часто только ими мы и можем помочь страждущим. Люди думают, что быть целителем — значит излечивать. На самом деле это бывает редко. Я давным-давно понял, что быть целителем — значит жить рядом с болью и страданием.

— Как Ричард? Ты видел его сегодня?

— Он у себя в кабинете. Выглядит хорошо. Я заставил его поспать.

— Спасибо. Ему нужен был отдых.

Дрефан внимательно посмотрел на Кэлен.

— Он сделал то, что должен был сделать, отправив на казнь этого человека, который хотел твой смерти, но я знаю, что ему было нелегко принять такое решение. Он ненавидит убивать даже тех, кто заслуживает смерти.

— Я знаю, — сказала Кэлен. — В мирное время ты можешь проявить милосердие. Но когда идет война, должен действовать. Любое колебание смертельно.

— И ты говорила это Ричарду?

Кэлен улыбнулась:

— Конечно. Он знает, что сделал то, что должен был сделать. На его месте я сделала бы то же самое, и я сказала ему об этом.

— Я надеюсь когда-нибудь встретить женщину, которая будет обладать хотя бы половиной твоей силы духа. — Дрефан улыбнулся. — О твоей красоте я уж помалкиваю. Ну ладно, мне пора идти.

Кэлен смотрела ему вслед. Он по-прежнему носил очень тесные штаны. Поймав себя на этой мысли, она покраснела и торопливо подхватила корзину с бинтами.

Надина была в больничном покое, где стояли два ряда кроватей — всего двадцать штук. Но больных было больше, и многие лежали на одеялах, брошенных на пол. В других больничных покоях было то же самое.

— Спасибо, — сказала Надина, когда Кэлен принесла бинты. Надина раскладывала по кастрюлям травы, чтобы сделать отвары. Сиделки ухаживали за больными: кормили их, бинтовали язвы и нарывы, поили отварами.

На кровати металась в жару женщина. Надина намочила бинт в холодной воде и положила ей на лоб.

— Так легче, милая?

Женщина смогла лишь улыбнуться слабой улыбкой и молча кивнуть.

Кэлен намочила еще несколько бинтов и пошла ставить компрессы другим больным. Она утирала им пот и нашептывала слова утешения.

— Ты могла бы стать целительницей, — сказала Надина, подходя к ней. — У тебя добрые руки.

— Это все, на что я способна. Я не могу никого вылечить.

Надина наклонилась к ней вплотную.

— И ты считаешь, что я могу?

Кэлен обвела взглядом комнату.

— Я понимаю, о чем ты. Но ты по крайней мере посвятила жизнь исцелению. Моя жизнь посвящена долгу. И борьбе.

— Что ты имеешь в виду?

— В конце концов, я — воин. Мой долг — убивать одних, чтобы спасти других.

Надина вздохнула.

— Порой я жалею, что я не воин и не могу сражаться за то, чтобы наступил мир и в конечном итоге целителям не нужно было бы излечивать раны.

Кэлен вышла из больничных покоев, и Надина пошла с нею. Они присели на пол в коридоре, прислонившись спиной к стене.

— Я чувствую себя беспомощной, — сказала Надина. — Дома я всегда могла снять головную боль, вылечить лихорадку или принять роды. Я ставила людей на ноги. А сейчас я могу только облегчить страдания умирающих. И думать при этом, что завтра сама могу оказаться на этой кровати. Я не знаю, как им помочь, и чувствую себя бесполезной. Я хотела бы вылечить этих людей вместо того, чтобы смотреть, как они умирают.

— Я понимаю, — тихо проговорила Кэлен. — Это было бы гораздо серьезнее, чем принять роды.

Надина промолчала. Было слышно, как за стеной стонут люди, которым суждено умереть.

— Надина, ты все еще думаешь, что рано или поздно выйдешь замуж за Ричарда?

Надина почесала свой веснушчатый нос, но не ответила.

— Я спросила не потому, что хотела тебя оскорбить или что-то еще… Я только имела в виду… ну, в общем, ты сказала, что сама завтра можешь оказаться на этой кровати. Я лишь подумала… что и я могу там оказаться. Я тоже могу заразиться чумой.

Надина посмотрела на нее.

— Ты не заразишься. Не говори так. Ты не заболеешь.

Кэлен провела пальцем по половице.

— Все может случиться. Я только подумала, что, если я… В общем, что будет с Ричардом? Он останется один.

— Что ты болтаешь?

Кэлен посмотрела в теплые карие глаза Надины.

— Если случится так, что ты займешь мое место… Ты будешь добра к нему?

Надина сглотнула.

— Конечно, буду.

— Я говорю серьезно, Надина. Многое может случиться. Я хочу быть уверена, что ты никогда не причинишь ему боль.

— Я никогда не причиняла Ричарду боли.

— А тогда, с Майклом?

Надина пожала плечами.

— Это другое. Я пыталась выиграть его. Я была готова на все, чтобы он был моим. Я тебе это уже объясняла.

— Да. — Кэлен сосредоточенно выковыривала камешек, застрявший между половицами. — Но если что-то случится и ты… станешь его женой, я хочу знать, что ты никогда больше не сделаешь ничего подобного. Ты должна пообещать, что никогда не причинишь ему боли. Никогда.

Она подняла голову, и их взгляды встретились. Потом Надина отвернулась.

— Если бы я когда-нибудь вышла замуж за Ричарда, я сделала бы его самым счастливым мужчиной в мире. Я заботилась бы о нем так, как ни одна женщина не заботится о мужчине. Я любила бы его сильнее всего на свете. Он был бы счастлив со мной.