Он и есть твой приятель? – задал Тим совершенно необязательный вопрос.

К сожалению, да, – ответила она.

На площадке они буквально высекали искры. Иден Антонио и Тим Вэлз. А они еще не добрались до самых смелых сцен.

Райдер понял это, просмотрев первые отснятые ролики. Он позвонил Пейж и вызвал ее в просмотровую.

Она увидела Тима и Иден и сразу с ним согласилась.

Мы должны держаться на уровне, – сказал Райдер. – Я хочу, чтобы у нас получилось «Последнее танго» в стиле восьмидесятых годов, а не повторение «Глубокой глотки».

Пока у тебя так и получается, разве нет? – спросила Пейж.

Пока да, но с Боннатти возникнут проблемы. Вот увидишь.

И действительно, после нескольких недель съемок Сантино потребовал большего.

Я хочу, чтобы было больше сисек. Больше жоп. Больше лизания и больше трахания.

Не ходите вокруг да около, – ответил Райдер. – Скажите, чего вы на самом деле хотите.

Сантино злобно сверкнул глазами. Он вкладывал деньги в порнофильм, а ему постоянно подсовывают дальние планы, трюки с освещением и прочую артистическую муру.

– Снимайте что надо, – предупредил он. – Или убирайтесь из моего фильма.

Что Райдер Вилер и сделал через два дня.

Для Тима Вэлза и Иден Антонио его уход стал ударом. Их настроение еще ухудшилось, когда Сантино привел известного своими грязными фильмами режиссера, который, не теряя времени, приступил к съемкам смелых сцен – даже более чем смелых.

В перерывах, когда Сантино не ошивался поблизости, а неизменно присутствовавший Зеко гонялся за другими артистками, Тим утешал Иден в тиши его или ее гримерной. Они сошлись со страстью – Иден, взвинченная, издерганная и изголодавшаяся по нормальному мужчине, и Тим, сам не ожидавший, что способен испытать чувства, которые он считал давно умершими в нем.

Сантино не потребовалось много времени, чтобы начать что-то подозревать. Он наблюдал за ними на съемочной площадке и не возражал против того, что происходило перед камерами, – потому что тогда он контролировал ситуацию, а Иден воспринимал как свою собственность. Но после съемок он не позволял им даже разговаривать друг с другом.

Тебе надо бежать от него, – предупредил ее Тим.

Я знаю, – согласилась Иден.

Тим Вэлз сам не понимал, зачем ввязывается в это дело. Ему бы сняться и мотать удочки. Сантино Боннатти опасен – весьма серьезный тип.

– Если бы мне удалось раздобыть побольше денег, мы могли бы убежать в Мексику и спрятаться там, – предложил Тим.

Иден кивнула. Откуда Тиму Вэлзу взять столько денег, чтобы обеспечить им безопасное исчезновение?

В тот же вечер он порылся в своем чемодане – том самом, с которым в последний раз ездил в Атлантик-Сити со своим бывшим любовником. В углу валялся скомканный листок бумаги. На нем было написано: «Бриджит Станислопулос» и номер телефона.

Тим не испытывал колебаний.

Бриджит скучала. Кто угодно завоет, если его запрут в особняке на Бель Эйр в обществе сумасшедшей Алисы и целой армии слуг. Она приехала навестить мать и Ленни, но стоило ей появиться на пороге, как они, толком не поздоровавшись, умчались в Нью-Йорк. Да – очень, видать, они хотели ее видеть.

Некоторое время она развлекалась, роясь в гардеробе Олимпии, во всех ее ящиках и шкафах. Потом сунулась в кабинет Ленни, но он имел привычку все запирать, так что там она не много почерпнула.

Алиса предложила:

– Хочешь в Диснейленд, дорогая?

Диснейленд! Бриджит смерила ее уничтожающим взглядом.

Алиса поняла. Диснейленд исключался. Вместо него они сходили на весьма смелый фильм на бульваре Голливуд, а потом устроились на заднем сиденье «роллс-ройса» Олимпии и шофер в форме повез их на бульвар Сансет смотреть на проституток.

На Бриджит их вид произвел впечатление.

Им действительно за это платят? – спросила она, умирая от любопытства.

Натурельман, ма шер, – ответила Алиса.

Она перенимала французские словечки у весьма хорошо развитого карлика-иностранца, с которым познакомилась в одном баре. Его звали Клаудио, и он выступал в цирке.

И что они делают? – требовательным тоном спросила Бриджит.

Чего только они не делают, – ответила Алиса таинственно. – О-ля-ля!

Они вернулись в особняк и сели играть в карты. Каждый день Бриджит ждала телефонного звонка, ибо она не сомневалась, что Тим Вэлз обязательно позвонит, а Алиса тем временем размышляла, рискнуть ли ей пригласить в дом Клаудио. Ленни оставил очень четкие инструкции. «Чтобы здесь не было никаких твоих друзей – ни женщин, ни мужчин, ни нормальных, ни извращенцев. Никого».

Бедный маленький Клаудио. Он такой нежный и тихий. И конечно, очень сексуальный для такого малыша. Разумеется, Ленни не отказал бы Клаудио от дома.

– Я заколебалась, – постоянно жаловалась Бриджит. – Неужели хотя бы для разнообразия мы не можем сделать чего-нибудь чумового? Неужели ты не знаешь каких-нибудь интересных людей?

Алиса точно не знала, что значит «заколебалась» и «чумовое» – и то и другое казалось ей грубым. Она вздохнула. Молодость теперь совсем не та, что в ее время. Бриджит производит впечатление слишком рано созревшей девочки.

А может быть, они сейчас все такие. Повинуясь импульсу, она позвонила Клаудио и пригласила его в гости.

Ко мне придет друг, – сообщила она Бриджит.

«Молодцы», – пробормотала про себя девочка.

Он сводит нас куда-нибудь.

Алиса кивнула в подтверждение своих слов. Хватит ей разыгрывать из себя нянечку. Когда Ленни позвонил ей и позвал в гости, она пришла в восторг. Она хотела держаться поближе к своему знаменитому сыну, а не оставаться навечно вычеркнутой из его жизни. Но присматривать за беспокойным четырнадцатилетним подростком – совсем не то, что она предвкушала. Клаудио определенно добавит веселья в ее жизнь.

– Будет очень мило увидеть хоть кого-нибудь, – пробурчала Бриджит.

Она очень злилась на Тима Вэлза. Прошло уже несколько недель, а он все не звонил. Скоро ей предстоит вернуться в школу. Что он о себе думает?

– Да, – счастливо защебетала Алиса. – Клаудио здорово развлечет нас.

Блестяще, – сказала Бриджит.

Алиса кокетливо улыбнулась.

Сделаем что-нибудь чумовое!

Бриджит хихикнула. Алиса постоянно смешила ее своими птичьими повадками, крашеными волосами и нарумяненными щеками.

– Точно, бабуся!

Улыбка сбежала с лица Алисы.

– Не называй меня так, дорогая, а то я чувствую себя такой старой.