– А ну, Рози, давай кто первый до реки!

Он повернул прочь от руин старого военного городка и, пустив лошадь в галоп, со смехом поскакал обратно к Бала-Хиссару, вырезавшемуся черным силуэтом на фоне ярко-золотого вечернего неба.

Аш, покинувший крепость несколько позже обычного, проходил мимо, когда маленькая группа разведчиков въезжала в ворота Шах-Шахи. Но Уолли не увидел друга. Солнце все еще стояло над горизонтом, но Бала-Хиссар накрывала тень, и воздух под темной аркой ворот был до такой степени насыщен пылью и дымом, что Аш остался незамеченным. Он услышал, как Келли говорит:

– Ты мне должен бутылку рейнвейна, юный Уолтер, и, ей-богу, она придется очень кстати: я умираю от жажды.

А потом они оба скрылись из виду.

Аш тоже томился жаждой, поскольку роль Сайед Акбара обязывала соблюдать пост. Вдобавок всем работникам мунши сегодня пришлось изрядно потрудиться: один из расквартированных в Бала-Хиссаре полков, Ардальский полк, совсем недавно прибывший из Туркестана, потребовал жалованье за три месяца и это требование, удивительное дело, пообещали удовлетворить завтра. Мунши в числе прочих получил приказ произвести все необходимые приготовления, и Аш и другие ликхни валлахи (писцы) корпели весь день, составляя списки имен и званий вкупе с различными суммами, причитающимися каждому человеку, и подсчитывая общую сумму, которую надлежит взять из государственной казны.

Справиться с делом было бы нетрудно, когда бы приказ поступил заблаговременно, но из-за недостатка времени и в силу того, что работать приходилось на пустой желудок – и по большей части в жаркой и душной клетушке, – задача оказалась весьма и весьма нелегкой. От полдневного отдыха пришлось отказаться, и Аш изнемогал от усталости и жажды ко времени, когда работа была закончена и он смог убрать с окна бело-голубую вазу и вернуться в дом сирдара, к Анджули. Но несмотря на усталость, он испытывал огромное облегчение и внезапный прилив надежды и оптимизма.

Назначенная на завтра выплата жалованья Ардальскому полку свидетельствовала, что эмир и министры наконец поняли: иметь голодную и мятежную армию гораздо опаснее, чем не иметь вовсе никакой, – и, несмотря на все свои заявления об отсутствии средств, все же решили найти деньги, пока очередной полк не взбунтовался. Это был огромный шаг в нужном направлении, и Аш видел в нем добрый знак.

Он радовался и по поводу Уолли, чей сегодняшний условный сигнал показывал, что у них одинаковый ход мыслей. Это обстоятельство само по себе воодушевляло чуть ли не так же, как история с Ардальским полком. Душу грело сознание, что они скоро увидятся и теперь, когда опасность восстания, угрожавшая иностранцам в крепости, практически устранена, снова смогут разговаривать на «приятные темы».

Новость о предстоящей выплате жалованья полкам пролетела по Кабулу, точно свежий ветер, остудив накаленную атмосферу и развеяв клокочущую мрачную ярость, долго там копившуюся, и Аш чувствовал благоприятную перемену каждым нервом своего существа. Когда он отступил в сторону в тени ворот Шах-Шахи, пропуская Уолли и доктора Келли, и услышал смех Уолли в ответ на слова доктора, он заразился радостным настроением друга и моментально воспрял духом. Он вдруг забыл про усталость и жажду и пошел дальше более легким шагом по грунтовой дороге за наружной стеной крепости и узким городским улицам, впервые за много месяцев ощущая, что вечерний воздух дышит миром и спокойствием.

Посланник и секретарь вернулись с охоты в равно приподнятом настроении: вечерняя вылазка успокоила сэра Луи и заставила на время забыть о раздражении, вызванном внезапным отказом эмира от осенней поездки по северным провинциям. Он был превосходным стрелком, и землевладелец, устраивавший охоту, заверил его, что с наступлением прохладной погоды дичи станет гораздо больше.

– Коли так, – сказал сэр Луи за ужином тем вечером, – мы сможем почти всю зиму питаться жареной утятиной и гусятиной.

Он повернулся к Уолли и задал вопрос насчет фуражиров, отправляющихся на покос завтра утром. Услышав, что лейтенант Гамильтон намерен сопровождать их и проследить за тем, чтобы они не сунулись ненароком, куда не следует, сэр Луи соизволил одобрить такой план и предложил на всякий случай взять с собой майора Келли.

Рози радостно изъявил готовность присоединиться к нему, и Уолли ничего не оставалось, кроме как согласиться, хотя он не пришел в восторг от этого, ведь если Рози возьмет за обыкновение сопровождать его, встречаться с Ашем будет трудно. Впрочем, с этим он разберется позже: в данный момент он собирался поднять более важный вопрос о фураже на зиму и о складах для хранения оного. Но сэр Луи завел с доктором Келли разговор о предстоящей утиной охоте, после чего они перешли к обсуждению особенностей охоты в графстве Даун и воспоминаниям об общих знакомых в Баллинахинче. Затем беседа приняла общий характер, а сразу после ужина сэр Луи удалился в свои комнаты в доме посланника, чтобы сделать очередную запись в дневнике. Поэтому тем вечером Уолли не сумел поговорить о складах.

Даже если бы он получил такую возможность, сэр Луи вряд ли принял бы идею на ура. Хорошее настроение, порожденное приятной вечерней вылазкой, стало еще лучше, когда незадолго до ужина заслуживающий доверия агент сообщил, что завтра Ардальский полк придет строем, дабы сполна получить все задержанное жалованье. Эта новость взбодрила сэра Луи так же, как Аша, ибо укрепила его в уверенности, что деньги могут найтись и найдутся и что теперь, когда армии выплатят все долги, в Кабуле воцарится закон и порядок. Он немедленно велел Уильяму отправить завтра с утра пораньше традиционную телеграмму с сообщением, что в Кабульской резиденции все в порядке, и в данных обстоятельствах его не особо заинтересовал бы план повышения обороноспособности резиденции таким окольным, сложным путем.

«Я спрошу у Аша мнение на сей счет, – решил Уолли позже вечером, готовясь отойти ко сну. – Аш рассудит, будет ли от этого какая-нибудь польза, и, если он сочтет все это полной ерундой, а меня чокнутым, я прикушу язык». Он прочитал молитву и погасил лампу, хотя лег в постель не сразу.

Разговор за ужином напомнил Уолли о доме, и он подошел к окну, устремил взгляд вдаль поверх темного двора и плоской крыши дома посланника и стал думать об Инистиоге.

За наружной стеной крепости простиралась долина, пересеченная бледной извилистой лентой реки Кабул, а за ней и за складчатыми холмами, серыми в свете звезд, вздымались могучие мрачные твердыни Гиндукуша. Но сейчас Уолли видел перед собой реку Нор и снова находился в Инистиоге. Он видел милые сердцу знакомые поля, леса и голубые холмы Килкенни… и там стояла не гробница Шах-Шахи, а маленькая церквушка в Донахади… и там далеко в небе мерцали не снега, а белые облака, безмятежно плывущие высоко над горами Блэкстейрс в Карлоу…

«Интересно, – подумал лейтенант Уолтер Гамильтон, кавалер ордена “Крест Виктории”, двадцати трех лет от роду, – почему генералы всегда выбирают название одной из выигранных битв, когда получают звание пэра? Я поступлю иначе. Я выберу Инистиог… Фельдмаршал лорд Гамильтон Инистиогский, кавалер ордена “Крест Виктории”, ордена Подвязки, ордена Бани первой степени, ордена “Звезда Индии” третьей степени… Интересно, позволят ли мне поехать на родину, чтобы принять награду из рук королевы? Или мне придется ждать своей очереди на отпуск домой?.. Интересно, женюсь ли я когда-нибудь?..»