Увидев Сахора у лаборатории Гуль Алуф, Нит Имммон загородил ему дорогу. Он стоял у люка, который выглядел плотно закрытым.

— Я хочу ее видеть, — без всякой преамбулы заявил Сахор.

— Нельзя, она сказала…

— С каких пор ты служишь лакеем?

— Возможно, ты не знаешь, — надменно ответил Нит Имммон, — но в Товариществе сейчас решают — считать тебя виновным в убийстве Нита Нассама или нет.

— Гуль Алуф знает, что я невиновен.

— Правда? — широко улыбнулся Нит Имммон.

— Так, — проговорил Сахор, — теперь я все понял.

Люк бесшумно раскрылся. Рядом с Нитом Имммоном теперь стоял Нит Эйнон.

— Не думаю, что ты действительно все понял, Сахор, — проговорил Эйнон. — Тебе здесь больше не место.

Сахор похолодел.

— Отец, с каких пор ты говоришь голосом Гуль Алуф?

— Я говорю голосом Товарищества.

— Товарищество уже давно перестало быть монолитом. Я тебе не верю.

— Можешь верить во что пожелаешь, Сахор. Перед лицом надвигающейся угрозы со стороны центофеннни Товарищество объединилось. Все гэргоны теперь говорят одним голосом.

Краем глаза Сахор заметил, что Нит Имммон довольно улыбнулся. Значит, они выполнили требования Нита Эйно-на. Молодое, сильное тело было только одним из них. Отец, вероятно, потребовал всей полноты власти. Теперь Товарищество говорило его голосом.

— Видишь ли, архив Нита Батокссса ты распаковал, так что в твоих услугах мы больше не нуждаемся, — заявил Нит Имммон.

— Они устали от твоей несговорчивости и бесконечных споров, — проговорил Нит Эйнон. — Честно говоря, я тоже.

— Отец, ты ошибаешься, ты не можешь так со мной поступить!

— Я уже не знаю, кем тебя считать, Сахор. Мне страшно за тебя. Знаешь, в Товариществе многие гэргоны считают, что ты сошел с ума, и требуют, чтобы тебя поместили в «Недужный дух».

— Нит Эйнон нас отговорил, — сказал Нит Имммон. — Хотя с сегодняшнего дня ты изгоняешься из Храма Мнемоники и лишаешься права общаться с другими гэргонами. Особенно с Гуль Алуф.

— А почему особенно с ней?

Оба Нита были непреклонны. Сахор не знал, что сказать. Да, он мог допустить, даже ожидал такого отношения со стороны любого гэргона. Но не от отца.

— Оказывается, мы чужие, — грустно проговорил Сахор. — Как же такое могло случиться?

— Все просто, Сахор. — Фигура Нита Эйнона внезапно стала внушительной, даже пугающей. — Ты выбрал кундалиан, а не нас. Живи их жизнью! Разве ты не об этом мечтал?

Бассе любил темноту и поэтому никогда не носил кхагггунский шлем с фотонным детектором. Ночью партизан чувствовал себя спокойнее, чем днем. Он прекрасно видел в темноте, а в ночной тиши его обоняние и осязание обострялись до предела.

Ноздри Бассе затрепетали — он почуял кхагггуна, словно хищник добычу. Судя по всему, солдат находился примерно в ста метрах к северо-востоку. Кхагггун стоял неподвижно, скорее всего, решая, куда направиться дальше.

Дождавшись, когда кхагггун решит, куда двигаться, Бассе сделал небольшой крюк, чтобы подойти к жертве под определенным углом. Если все получится, то он перережет солдату горло, прежде чем тот поймет, что случилось. Палить из ионной пушки не хотелось. Майя не смогла захватить Ханнна Меннуса врасплох, атака провалилась, но Бассе решил, что свой шанс он ни за что не упустит.

Кхагггун остановился, Бассе тоже. Они стояли неподвижно, словно зеркальные отражения. Не спуская глаз с противника, кундалианин прислушивался к лесным шорохам. Тишина казалась какой-то неестественной. Лесные жители будто почувствовали приближение смерти и поспешили затаиться, пока не минует опасность. Что-то было не так. Бассе ощущал — ему чего-то не хватает, и от этого бойцу стало страшно. Наверное, это подкрадывается его смерть. Вспомнив пепелище, партизан вытер пот с лица и сосредоточил все свое внимание на кхагггуне.

Бассе продолжал идти за солдатом, стараясь не нарушать выбранной траектории. С каждым шагом противник все ближе. Их разделяло пятнадцать метров, когда кхагггун остановился и спрятался за деревом. Лисьи уши Бассе уловили журчание. Он улыбнулся. Время пришло.

Партизан бросился бежать и в ту же секунду понял, что именно не так. Однако останавливаться было уже поздно. Держа меч в одной руке, он активизировал лезвия. И тут Бассе увидел, как к нему приближается какая-то темная фигура. Ханнн Меннус. Партизан узнал его, когда Меннус выстрелил из ионной пушки.

Кундалианин успел увернуться, заметив, что кхагггун, за которым он следил, вышел из-за дерева. Меннус бросился в атаку, а Бассе, защищаясь, нанес кинжалом удар, которым владел с шестилетнего возраста. Кинжал вошел по самую рукоять. Одним врагом меньше, но Бассе потерял драгоценное время, и ему не спастись от неотвратимо приближающегося меча Меннуса. Еще секунда, и лезвие вскроет череп кундалианина.

Вспыхнул яркий свет, и ударная волна отбросила Бассе далеко в сторону. Когда он пришел в себя, то увидел, что Ханнн Меннус стоит, неловко раскачиваясь, а в его груди — огромная рваная рана. Меннус смотрел на фигуру в кхагггунской форме.

— Кто ты, предатель? — собрав последние силы, выдавил Ханнн.

Маретэн сняла шлем. Увидев тускугггун, Меннус грязно выругался и попытался прицелиться из ионной пушки. Художница выстрелила в упор. Брызнула кровь, и кхагггун упал на землю, широко раскинув руки.

Бассе поднялся и решил подойти к девушке. Она стояла, склонившись над Меннусом. Он умирал, однако, как и все кхагггуны, отчаянно цеплялся за жизнь.

— Проклинаю тебя, проклинаю, — прошептал Ханнн Меннус сквозь окровавленные зубы и чуть не захлебнулся собственной кровью.

— Подожди, я еще не закончила, — попросила Маретэн. Вытащив кинжал, она сильным мужским движением отрезала ему голову. Обезглавленное тело забилось в конвульсиях, сфинктер резко расслабился, испортив воздух.

Художница подняла голову Меннуса и небрежно сунула под мышку.

— Нужно найти Майю и поскорее убраться из этой дыры, — проговорил Бассе.

Они направились к тому месту, откуда начали атаку. Бассе то и дело оглядывался по сторонам. Поднимаясь на пригорок, Маретэн споткнулась о большой корень. Молодая женщина посмотрела под ноги. Нет, это не корень, а что-то другое. Она схватила Бассе за руку и сразу поняла, что перед ней. Тонкие руки, девушка будто присела, чтобы выпить дождевой воды, накопившейся на листьях.

«Это не она, — повторяла по себя Маретэн. — Это не она!»

Бассе перевернул тело и опустил голову.

Маретэн вытерла кровь с лица Майи и приникла ухом к ее груди. Ударов сердца она не услышала. Здесь какая-то ошибка! Майя сильно ранена, а она сама перепугалась и не слышит сердцебиения. Разорвав тунику на груди подруги, Маретэн начала делать искусственное дыхание.