«Мне нужен тот, кто с этим справится, – подумала она. – Ученый. Часть меня может стать ученой. Не Вуаль, не светлость Сияющая. Но кто-то…»

Узор опять загудел на ее платье. Шаллан прижалась спиной к стене. Нет, это… это ведь она, не так ли? Шаллан всегда хотела стать ученой, верно? Ей не требовалась другая личность, чтобы этим заниматься. Ведь правда же?

Правда?..

Момент беспокойства прошел, она выдохнула и заставила себя выпрямиться. В конце концов достала из сумки стопку бумаги и угольный карандаш, после чего отыскала Ясну.

Принцесса изогнула бровь:

– Снова опаздываешь?

– Простите.

– Я собиралась попросить тебя о помощи с кое-какими переводами напева Зари, которые мы получили, но времени до начала собрания, которое ведет моя мать, не осталось.

– Может, я помогу вам…

– Мне надо кое-что закончить. Поговорим позже.

Это был довольно резкий приказ убираться прочь, но Шаллан уже привыкла к такому обращению. Она подошла к стулу у стены, села и буркнула чуть слышно:

– Конечно, если бы Ясна знала, что я столкнулась с глубокой неуверенностью в себе, она проявила бы кое-какое сопереживание. Правда?

– Ясна? – переспросил Узор. – Мне кажется, ты невнимательна. Ясна не отличается избытком сопереживания.

Шаллан вздохнула:

– А вот ты – да!

– Переживаний у меня точно в избытке. – Шаллан собралась с духом. – Узор, мне здесь самое место, не так ли?

– Мм. Ну да, разумеется. Ты хочешь их нарисовать?

– Классические ученые не просто рисовали. Масловер разбирался в математике – это ведь он создал учение о пропорциях в искусстве. Галид была изобретательницей, ее идеи до сих пор используют астрономы. Моряки не могли вычислять широту на море, пока не появились ее часы. Ясна историк, и не только. Я тоже так хочу.

– Уверена?

– Кажется, да. – Проблема заключалась в том, что Вуаль хотела проводить дни за выпивкой, веселой болтовней с мужчинами, учебой шпионажу. Сияющая желала упражняться с клинком и быть рядом с Адолином. А как на счет Шаллан? И имеет ли это значение?

В конце концов Навани объявила о начале собрания, все заняли места. Письмоводительницы по одну сторону от Навани, ревнители из множества обителей – по другую, подальше от Ясны. Бурестражи устроились за пределами стульев, расставленных кругом. В дверном проеме Шаллан заметила Ренарина. Он переминался с ноги на ногу, заглядывал внутрь, но не входил. Когда к нему повернулись несколько ученых, он шагнул назад, как будто их взгляды его физически выталкивали.

– Я… – забормотал Ренарин. – Отец сказал, я могу прийти… просто послушать.

– Тебе здесь более чем рады, кузен, – вмешалась Ясна. Она кивнула Шаллан, чтобы та принесла ему табуретку, что та и сделала, даже не запротестовав, что ей отдают указания. Она сможет сделаться ученой. Будет лучшей маленькой ученицей из всех.

Не глядя по сторонам, Ренарин обошел круг ученых, сжимая свисающую из кармана цепочку так, что побелели костяшки. Едва заняв свое место, начал протягивать цепочку между пальцами то одной руки, то другой.

Шаллан изо всех сил старалась делать заметки, а не отвлекаться, рисуя людей. К счастью, заседание оказалось интереснее обычного. Навани поручила большинству собравшихся ученых попытаться вникнуть в суть Уритиру. Инадара – убеленная сединами письмоводительница, похожая на ревнительниц, которые принадлежали отцу Шаллан, – докладывала о том, как ее команда пыталась установить значение странной формы комнат и туннелей башни.

Она обстоятельно рассказывала про оборонительные сооружения, фильтрацию воздуха и колодцы. Выделила группы комнат, которые имели странную форму, а также необычные фрески, изображавшие причудливых существ.

Потом Калами поведала о своей команде, которая была уверена, что ряд золотых и медных металлических инкрустаций, обнаруженных в стенах, были фабриалями, но они как будто ничего не делали, даже если к ним прикрепляли самосветы. Она раздала присутствующим рисунки, а потом заговорила об усилиях – пока что бесплодных, – которые были предприняты для того, чтобы зарядить самосветную колонну. Единственными работающими фабриалями оставались подъемники.

– Полагаю, – встрял Элтебар, глава бурестражей, – что соотношение шестерен, использованных в механизме подъемников, может указывать на природу тех, кто их построил. Понимаете, это такая наука – дигитология. Можно многое узнать о человеке по ширине его пальцев.

– И каким же образом это связано с шестеренками? – спросила Тешав.

– Всевозможными образами! – воскликнул Элтебар. – Тот факт, что вам об этом неизвестно, яснее ясного говорит о том, что вы письмоводительница. Почерк у вас, светлость, красивый, но надо больше внимания уделять науке!

Узор тихонько зажужжал.

– Он мне никогда не нравился, – прошептала Шаллан. – При Далинаре он ведет себя мило, но на самом деле довольно подлый человек.

– Ну и… какой из его атрибутов мы суммируем и сколько людей попадет в выборку? – спросил Узор.

– А не может ли быть так, – спросила Йанала, – что мы задаем неправильные вопросы?

Шаллан прищурилась, но одернула себя, подавила ревность. Нельзя ненавидеть кого-то только из-за того, что они с Адолином были близки.

Просто в Йанале было что-то… неправильное. Как у многих придворных дам, ее смех казался отрепетированным, сдержанным. Словно его использовали в качестве отмеренной по рецепту приправы.

– Дитя, что ты имеешь в виду? – спросила Адротагия Йаналу.

– Светлость, мы дискутируем о подъемниках, о странной колонне-фабриале, об извилистых коридорах. Мы пытаемся вникнуть в суть этих вещей по их облику. Может, вместо этого нам надо выяснить потребности башни, а потом, работая в обратном направлении, определить, как все эти вещи могли их удовлетворять.

– Хм, – протянула Навани. – Ну допустим, нам известно, что зерно выращивали снаружи. Какие-то из этих фабриалей дают тепло?

Ренарин что-то пробормотал.

Все в комнате повернулись к принцу. Многие были удивлены, что юноша заговорил, и он съежился.

– Ренарин, что ты сказал? – спросила Навани.

– Все устроено не так, – громче повторил он. – Это не фабриали. Это один фабриаль.

Письмоводительницы и ученые переглянулись. Принц… ну да, он часто провоцировал подобную реакцию. Такие смущенные взгляды.

– Светлорд? – с преувеличенным почтением поинтересовалась Йанала. – Возможно, вы на самом деле артефабр? По ночам втайне учитесь, читаете женское письмо?

Кто-то хихикнул. Ренарин густо покраснел и еще ниже опустил взгляд.

«Вы бы никогда так не смеялись над другим мужчиной его ранга», – подумала Шаллан, чувствуя, как щеки становятся горячими. Алетийские придворные могли вести себя с безупречной вежливостью, но от этого они не становились милыми людьми. Ренарин всегда был более приемлемой мишенью, чем Далинар или Адолин.