Кантиску защищает лишь небольшая армия, расчет Рене на Герику провалился, подмоги ему ждать неоткуда самое малое до Светлого Рассвета. Летать Мальвани еще не выучился, а пока командор идет, город будет взят. Конечно, не сегодня. Неудачу Оленя и то, что ожидаемое чудо не только не помогло, но и выглядело отнюдь не как помощь святой, придется как-то объяснять. Церковникам. С армии хватит выданного вечером жалованья и бочек с вином. Утром же артиллерия начнет обстрел. Стены Кантиски не столь уж и крепки, особенно с той стороны, где он предусмотрительно разместил лагерь.

Лагерем регент был доволен, как и собственной предусмотрительностью. Хоть господин Шаддур и навязывал магию, Михай озаботился провести положенные земляные работы. Кантиску по всем правилам военного искусства окружал двойной земляной вал: внутреннее кольцо предназначалось для осады, внешнее — на тот совершенно немыслимый, с точки зрения регента, случай, если бы на помощь осажденным подошла какая-то армия.

Когда все затевалось, о Мальвани не было и речи, но армию следовало чем-то занять. Солдатам нечего болтаться без дела, они должны понимать, что им предстоит разгрызть твердый орешек. Тогда даже чудеса, если без них не удалось бы обойтись, оценили бы по достоинству, и никто не посмел бы сказать, что они подстроены. Ну какой безумец станет бесцельно переворачивать горы земли?!

Вал пригодился бы и после падения Кантиски, если б в ней нашлось какое-то число неподвластных магии, чего Годой, в отличие от союзников, не исключал. Господина Шаддура не вразумила даже Башня Альбатроса, Годою, чтобы оценить силу человеческую, достало Гардани. И регент придирчиво следил за фортификаторами, лично проверяя, как расставлены и защищены пушки, надежны ли наведенные в двух местах переправы через Канн и хорошо ли стоит тын в укрепленном лагере напротив Малахитовых ворот.

Случившееся подтвердило, что сделанная на совесть работа не пропадает. Обвинять в появлении чудища регента глупо, ведь тот воевать намеревался честно и свое намерение исполнил. Не позже чем вечером по армии поползет слух, что именно Годой изгнал монстра, призванного эландским колдуном и его приспешниками, выдававшими себя за таянских клириков. А вот Шаддуру нынче же придется убраться восвояси, о чем совершенно случайно узнают… в Кантиске. Светорожденные вряд ли упустят такую возможность, союзники же почти превратились в камень на шее. Пусть, подыхая, утянут с собой побольше эльфов и развяжут ему руки. Кантиску возьмут и так. Вместе с Герикой. Рене не из тех, кто бежит с поля боя, и он вряд ли отошлет от себя Эстель Оскору, а с дочерью отец договорится. Родная кровь есть родная кровь, она не мешает ненавидеть, но облегчает понимание.

От размышлений о том, как половчей натравить на союзников «рыцаря Эмзария», регента отвлек один из аюдантов. Молодой южанин вскинул руку к легкому шлему и четко доложил, что Кантиска открыла огонь. Батарея северного берега совершенно расстроена, а из крепостных ворот вышел кавалерийский отряд, под прикрытием крепостных пушек форсировал Канн и захватил подготовленные для будущего штурма связанные лодки. Пока одни конники рубили растерявшихся арцийцев, другие со знанием дела принялись наводить мосты. Видимо, следует ожидать вылазку пехоты.

Годой быстро поднялся, отшвырнув ногой ни в чем не повинный барабан. Эландцу угодно навязать ему сражение? Он полагает, что регент растерян и не ждет удара?! Ну что же, Рене Аррой! Ты хочешь боя, ты его получишь, только поле не море, а Михай Годой не ортодокс!

— Поднять «Буйволов», «Удалых» и «Женихов». Форсированным маршем через западную переправу. Отрезать этих свиней от реки и уничтожить. Пленных не брать… Или нет, возьмите, но не больше двух десятков. Живо!

— Монсигнор, — напомнил о себе молчавший все утро вице-маршал, — я могу повести «Женихов».

— У них есть полковник, — усмехнулся Годой, — и вы его мне хвалили. Вот и посмотрим.

Марциал не возражал. Потерявший армию должен попроситься в схватку. Нуждающийся в умных и надежных военачальниках регент должен отказать. Дело сделано. Негласный договор подписан. Можно вновь смотреть на реку и ждать.

Первыми, в чем никто и не сомневался, были готовы «Женихи смерти». Сыновья многочисленных южных дворянчиков жаждали покрыть себя славой и получить награду и земельный надел. «Удалые» и «Красные буйволы» отстали ненамного. Не прошло и получаса, как десять тысяч отборных головорезов покинули лагерь и скорым шагом двинулись к Канну.

Северный берег Канна

Все шло хорошо. Даже слишком. Расстроенные прицельным огнем и совершенно не готовые к атаке арцийцы оказались не волками, а овцами в мундирах. Они бестолково метались по берегу, даже не пытаясь организовать хоть какое-то сопротивление. Люди Шады споро навели переправу, и две с половиной тысячи мушкетеров, пикинеров и орудийной прислуги, бегом пробежав по шатким мосткам из услужливо связанных годоевцами лодок, выскочили на берег и принялись разворачивать уцелевшие пушки в сторону, с которой следовало ждать противника. Кавалеристы же в это время уничтожали наведенную арцийцами переправу, охрана которой пребывала в блаженном неведении о происшедшем у Каннских ворот. Все шло чудесно, но Аррой понимал, что это ненадолго.

В Кантиске было слишком мало людей, чтобы справиться с приведенной регентом ордой. Иди все, как задумывалось вначале, узурпатора втянули бы в драку с немногочисленными защитниками крепости, имевшими глупость высунуться из-за прикрытия стен, за чем последовала бы серия тщательно продуманных вместе с Мальвани и Феликсом сюрпризов, но увы… Северная армия ушла, и ножки приходилось протягивать по одежке.

— Генрих!

— Да, монсигнор! — Генрих Бэрро, ставший в Кантиске аюдантом Рене, вытянулся в струнку.

— Следить за дорогой. Мы не должны зарываться. Как только навалятся со всей силы — отойдем.

— Есть следить за дорогой! — Офицер дал шпоры коню и исчез.

Аррой оглянулся — схватка догорала. Ошеломленные сперва появлением монстра, а потом его бегством, арцийцы не горели желанием умирать за самозваного регента. Впрочем, здесь, где городская стена была всего выше и к тому же перед ней текла река, Годой поставил не лучших своих людей. Штурмовать город отсюда он не собирался, а на то, что осажденные окажутся столь наглы, что нападут сами, не рассчитывал. Рене усмехнулся — пусть не сегодня, но генерального сражения им не миновать. Тогда все и решится…

Пушки в крепости замолчали — стрелять стало не в кого; люди Рене устраивались поудобнее, оживленно и весело переговариваясь в ожидании противника. Пленные были разоружены и со смешками выставлены за пределы внешнего вала, возиться с ними было некогда, а потеряв оружие и продув стычку, горе-вояки предпочтут регенту не попадаться и разбредутся куда глаза глядят.

Залихватское ржанье заставило Рене обернуться. Перед ним был Гиб собственной персоной, глаза жеребца горели даже не изумрудами, странными камнями с черной цепи. Водяной Конь отплясывал какой-то варварский танец, выражая радость по поводу встречи и готовность к дальнейшим подвигам. Солдаты плясуна, без сомнения, заметили, но адмирала это больше не заботило. После рогатого чудища какая-то лошадь, пусть и мокрая, вряд ли сойдет за исчадие преисподней.