Терновник пытался отдышаться, пользуясь предоставленной паузой.

– Исповедаться мне действительно не мешает, – рассмеялся он желчно и горько.

Каждый день король старался закрыться от проникающих отовсюду соблазнов и чувств, никому не выдавая того, что происходит с ним самим. Он обреченно расправил плечи и глубоко вздохнул, перестав сдерживать собственную боль. Угроза смерти добавила смелости. Тристану казалось, что теперь все узнают, какой он грешник, как он проклят и осквернен. Что стоит щитам упасть – и изъязвленное, грешное нутро откроется миру. Ему представлялось, что он светится, но если святых и Бога-отца изображали исторгающими белые лучи, то он стал черной звездой, которая затопила все вокруг сожалением и презрением к собственной судьбе.

Любовь Бога-отца нужно заслужить, так учили с детства, а он – сплошное разочарование. Ненависть к собственным грехам била вокруг Терновника нескончаемым фонтаном. Окруженный черной тучей, он стоял среди членов Совета, молчаливо признаваясь в совершённых преступлениях. На руках открылись раны. Силье на миг замешкался, наткнувшись на гордое, исступленное лицо короля, бросавшего в зрителей невидимую вину.

– Решили сдаться? – поднял бровь он, не понимая, что происходит, пока Тристан вглядывался в лица собравшихся, бросив бой.

Лица выражали только раздражение от того, что схватка остановилась. Епифания вцепилась в одежду Акиры, кое-кто недоумевал, некоторые жалели короля, другие молились.

– Вы ничего не видите? – изумленно спросил Тристан.

– Я вижу один из самых дрянных поединков в своей жизни, – сварливо сказал Бэкер. – Вы зря побеспокоили лорда-инквизитора, мой король.

Один из святых скорчился, оглушенный ощущениями, – он чувствовал, что произошло, но этот член Совета оказался единственным, кто по-настоящему заметил.

– Невероятно… – Король оглядывался вокруг. – Вы ничего не видите… Ничего… А-ха-ха…

– Совсем рехнулся, – прошептал кто-то. – Видно, Господь покарал за наглость.

Но Тристан овладел собой и змеиным броском выбил оружие у Силье, не ожидавшего такой смены настроений от вечно покорного короля. Оружие упало за круг, лишив инквизитора возможности ловко его подобрать. Меч противника оказался у горла Силье впервые за долгие годы.

– Кто бы мог подумать, что победа на божьем суде может достаться с помощью хитрости, – с глубоким презрением произнес старый воин.

– Вы снова сомневаетесь в промысле Бога-отца. Симпатии к еретикам не проходят даром.

Тристан надавил на меч, заставляя Силье сдать назад, к мозаичной черте, затем переступить ее. Жесткая шея лорда-инквизитора не желала поддаваться. Он сопротивлялся, сжимая кулаки, но текущая по одежде струйка крови только раззадоривала Терновника.

Совет абсолютно слеп. Они не могли видеть в душах, не умели читать чувства, как умел король, не распознали бы грех, если бы он совершался у них за спиной. Может, и убить его они пытались, чтобы обезопасить себя от разоблачения? Слова о добродетели, покаянии – сплошной маскарад. Столько лет Терновник боялся, что разогнется – и сожжет всех зрелищем собственных ран, преступлений, сомнений, а оказывается, никто из пастырей не способен это увидеть. Каждый из них совершал гораздо более худшее, но не казался измученным внутренними сомнениями. Король чувствовал себя обманутым.

– Сдавайтесь, лорд-инквизитор. Господь видит лучше смертных, и вы ему не по нраву.

Силье стиснул зубы, попытался кинуться в сторону и повалить Тристана на пол, но его снова встретил меч.

– Я неплохо фехтую, – сказал король. – Много тренировался… в свое время.

Волна страха и стыда снова окутала его, но среди окружающих не нашлось провидцев, умеющих прочитать такое признание и отправить его на плаху. Пастыри еще не осознали произошедшее, уставившись на побежденного Силье. Главнокомандующий флотом Армады проиграл божий суд.

– Прощайте… – прошептал король и взмахнул мечом.

– Нет.

Тристан в последний момент сдержал оружие, но клинок успел рассечь и одежду, и плоть Акиры, заслонившего собой лорда-инквизитора Лурда. Похоже, шрамов у посла прибавится. Синие глаза полукровки решительно смотрели на короля, запрещая ему продолжать. Снова эта непроницаемая пустота, которую Тристан не мог постичь. Тишина, воплощенная в человеке.

– Почему ты мешаешь, посол? Не прерывай божий суд! – вскричал король, взволнованный тем, что вместо Силье мог убить кого-то другого.

– Божий суд закончился. Теперь это ваше собственное правосудие.

– Что ты себе позволяешь, наглец?!

– Я приношу извинения. – Акира опустил взгляд, осторожно взял лезвие меча руками и отвел его в сторону. – Лорд-инквизитор мог ошибиться, но мало кто способен принести столько пользы Лурду. За одну ошибку не казнят.

– Да, проявим милосердие, – подхватил Вик, торопливо осенив крестом победителя и давая возможность Силье покинуть зал. – Бог-отец наградил вас победой и в чем-то нас вразумил. Это было… неожиданно. А теперь пора отдохнуть, помолиться и осмыслить то, что сегодня случилось.

Совет шумел. Кто-то требовал заключить короля под стражу вместе с лордом-инквизитором.

– Прошу вас, – с нажимом произнес посол.

Смелость Акиры заворожила Тристана. Сам он мог быть сколь угодно безрассуден, если его вынуждали обстоятельства, но смелость, которую он видел перед собой, была другого качества. Голос Акиры звучал так просто и убедительно, что ярость схлынула.

– Ты ведь видишь меня? – Король впился взглядом в раскосые глаза посла. – Видишь черную звезду?

– Я вижу благородного человека, которому служил мой отец, – холодно ответил Акира. – Победившего человека, которому нужен отдых.

Это не было ответом или было им – в зависимости от желания спрашивающего. Акира давал каждому то, что тот хотел услышать. Тристан нуждался в прощении и получал его, пусть и неокончательное, пусть лишь на час.

Инквизиторы окружили короля по приказу Вика и вывели прочь. Он не сопротивлялся, растеряв удовольствие от противостояния. Новость о том, что никто в Совете не способен видеть его суть, уничтожила молодого мужчину. Епитимьи оказались пустой тратой времени. Убийство Дала Риона стало выглядеть еще более жестоким и ненужным. Церковь заставила его убивать, но ничего взамен не предложила. Разве этого хотел Бог-отец? Все опротивело, но исправить ничего нельзя, пути назад не осталось.

– Вы невероятно храбры, посол. – Епифания склонила голову.

– Вы тоже, раз решили манипулировать королем. Или это называется глупостью?

Акира не отозвался на восхищение женщины, повернулся спиной и отправился в гостевую комнату, где никто не должен был его потревожить.

Судьба лорда-инквизитора не слишком заботила посла, но совершенный поступок позволял рассчитывать на благосклонность как смещенного Силье, так и короля, крайне нуждающегося в друзьях. Высший Совет тоже не был готов к казни Силье, и посол избавил их от замешательства и сожалений. Кроме того, лорд-инквизитор проводил самую разумную политику в Совете, руководствуясь больше логикой, чем верой, хотя умел ловко приправлять военные решения отсылками к священным текстам. Послу нравились рациональность и расчет, поэтому заручиться поддержкой Силье могло быть выгодно. Фанатизм мешал пастырям оценивать бесполезность противостояния с шуай, окружающих Лурд, словно море, а лорд-инквизитор смотрел на происходящее более трезво. Акира шел и в уме расставлял фигуры на доске, ощущая, что никчемная прежде и малозаметная фигурка Терновника оказалась значительно более интересной, чем все полагали.