Некоторое время я лежала на спине, вспоминая свой сон. С золотой птицей все было ясно: я читала про механических павлинов, стоявших по бокам византийского трона – кажется, у Алексея Толстого в «Петре Первом» и где-то еще… Интересно, это тоже был знак? Или в Стамбуле просто снятся такие сны?

На следующее утро я позавтракала в гостинице, а потом меня встретил Мехмет. Я все-таки надела черное платье, и сразу почувствовала, что гид не одобряет мой выбор. Но он промолчал.

София оказалась не такой, как в моем сне. Я и вообразить не могла ее огромный внутренний объем, этот пузырь античной пустоты, пойманный кладкой. Мне снилось что-то закопченное и душное, а настоящая София была… Не знаю, как описать – полной прохладного древнего достоинства. Живой. Странной. Совсем не такой, как нынешние храмы. Или, может быть, это был храм другой религии, которую давно позабыли.

Мехмет водил меня от фрески к фреске и повторял у каждой заученный русский пассаж – видно было, что он делает это часто и уже не вдумывается в смысл произносимых слов.

Сначала слушать его было интересно и познавательно – кладка восьмого века, кладка десятого, тайные двери в тайный тупик и так далее. Особенно мне понравилась его имперсонация славянского князя перед византийским образом Богоматери – она сочилась таким тонким и даже обидным для русского сердца пониманием предмета, что я спросила, смотрел ли он «Андрея Рублева» (оказалось, смотрел, когда учился в Москве).

Мой информационный буфер переполнился, мне захотелось побродить одной, и я отпустила Мехмета до завтра.

Мне хотелось найти тот верхний коридор, где стоял золотой павлин. Ничего похожего нигде не было, но я была уверена, что у моего сновидения есть какой-то контрапункт в реальности. Нечто символически близкое, скажем так. И я действительно обнаружила галерею на втором этаже (куда я поднялась по самой обычной лестнице). Сходство заключалось главным образом в освещении.

Павлина, понятно, там не было. Зато я увидела стенд с рисунками Айя-Софии в разные исторические эпохи. Перед ним стояла пожилая, но стройная и моложавая женщина с короткой седой стрижкой.

Вернее, дама.

Тут это слово просто напрашивалось: она была одета во все темное и неброское, но ее юбка, жакет, замшевые туфли, шелковая майка под жакетом и спущенный с головы на плечи черный платок выглядели безукоризненно. На ней совсем не было бижутерии. Эта дама заинтересовала меня даже больше, чем картинки на стенде, но я все еще не понимала, в чем дело.

Есть такое клише – мол, у некоторых людей особая аура, сразу притягивающая к ним внимание, внушающая почтение и так далее. Что такое аура, никто не знает. Происходит, скорее всего, следующее: мозг обрабатывает сумму приходящих в него сигналов и выдает вердикт – тут присутствует нечто такое, что я не могу расшифровать, поэтому лучше не хами, Саша.

Как будто я собиралась.

Я, наверно, глядела на даму слишком долго – она заметила и улыбнулась. Я улыбнулась в ответ.

У нее было доброе и умное лицо, живые глаза – и, если бы мне следовало угадать из трех раз, чем она занимается, я предположила бы, что это очень дорогая психоаналитичка, топовый агент по торговле недвижимостью или вдова какого-нибудь миллиардера. Вдова, потому что вся в темном. До сих пор не может забыть свою скорбь.

– Ты, вероятно, из России? – спросила она по-русски.

– Да, – сказала я. – Это вы догадались по тому, как я на вас вылупилась?

– Нет, не только. Я обычно вижу, откуда человек родом. Тебя что, раздражает, если в тебе узнают русскую?

– Вовсе нет, – ответила я. – Просто не люблю, когда нарушается режим «стелс».

– Понимаю, – сказала она. – Извини, что мой радар тебя засек. Но ты ведь тоже обнаружила меня в пространстве.

Мы засмеялись. Я уже чувствовала к ней симпатию.

– Как тебя зовут? – спросила она.

– Саша.

– Хорошо. А я Со. Полное имя Софья, но меня так называли только в России. А это было давно.

– Софья? – переспросила я. – Вас зовут, как эту мечеть?

– В общем да, мы тезки. Поэтому я часто сюда возвращаюсь. Мне даже кажется иногда, что это мой дом.

– Если не ошибаюсь, – сказала я, – название храма в переводе значит «премудрость божия».

– Да, – кивнула Со. – И это совсем не то же самое, что человеческая мудрость. Гностики верили, что София – одно из высших проявлений божественного начала. Есть создатель нашего мира, а она – создатель создателя.

– Я читала про это, – сказала я. – Наш бог у нее вроде Франкенштейна от неудачного аборта, а мы у этого Франкенштейна типа оловянные солдатики, в которых он играет…

Она сделала такое лицо, как будто ей в рот попало что-то горькое. А потом это проглотила.

Саша, выражайся культурно, напомнила я себе. Ты в храме.

– Непонятно только, почему София женщина, – продолжала я. – Почему «она»? Ведь это бесплотный дух. Мне, конечно, приятно как феминистке, но мой турок рассказал, что христиане потом отождествили Софию с Христом. Такой Константинопольский патриархат…

– Твой турок? – нахмурилась Со. – Ты что, замужем?

– Нет, – ответила я. – Мой гид. Мехмет. Я его уже отпустила.

– Слава богу, – сказала она. – Не выходи за турка. А то станешь как эта церковь.

Хорошо, что мой добрый Мехмет уже ушел – его бы это обидело.

– Софий, кстати, много и в России, – сказала я. – Я имею в виду, соборов с таким названием. И всюду кто-то отметился. Или татары, или опричники. Или коммунисты, или Тарковский.

– Да, – согласилась она. – Это суть нашей истории.

– Мама рассказывала, – начала я, уже чувствуя, что говорю нелепость, но не в состоянии затормозить, – советскую власть называли «Софья Власьевна». Ну, по первым буквам. И еще потому, что она как бы за волосы всех таскала. Нет ли тут связи с Софией?

– Какой?

Вот зачем я это брякнула?

– Это я к тому, что мы были третьим Римом, – пролепетала я. – А здесь второй… Приняли, так сказать эстафету. Пока не приедешь, не поймешь…

– Ты о чем?

– Я… Я вчера ехала к гостинице, – нашлась я наконец, – и увидела колонну Константина. И мне почудилось… Нет, не почудилось, а я на сто процентов ощутила, что это Москва рядом с Кремлем.

– Теперь понимаю, – улыбнулась Со. – Действительно, между этими православными столицами есть давняя связь. Одна и та же энергия, которую человек смутно ощущает. Из-за этого и возникает deja vu.

Она произнесла «deja vu» с французским прононсом.

– И насчет Софьи Власьевны ты отчасти права. Советская власть тоже была мудростью Божией. Только поддельной. Изготовленной, как писали советские сатирики, на Малой Арнаутской улице. Очень похоже на правду, но не вполне. А в итоге, совсем неправда и много крови… Зачем ты сюда приехала?