Богоданная супруга удивленно переводила взгляд с комплиментатора на меня, и обратно.

Нетрезвый взор блондина сфокусировался на ребенке. Юная дама спряталась за меня и, высунув головенку из-за ноги, с опаской поглядывала на громогласного мужчину.

– Я узнаю ваши черты, брат мой, – уличил меня собеседник. – Но узнаю и черты этой достойной. Поверьте, брат мой, это дитя будет разбивать сердца с такой же легкостью, с какой вы разбиваете головы.

Его монолог прервал подошедший Глеб.

– Ильхан, Анатолий Сергеевич звонил. Сейчас подъезжает. Мы здесь остаемся.

– Хорошо. Позвони Андрию. Пусть еще людей пришлет. Сколько – сам скажешь.

Блондин засопел, глаза его опасно выкатились, ладонь раздраженно хлопнула по поясу, похоже отыскивая оружие.

– Брат мой, мне показалось, что этот юноша недостаточно почтительно с вами разговаривает.

Глеб удивленно глянул на него. Я открыл было рот, чтобы послать надоеду куда подальше, но вместо этого сказал:

– Не тревожьтесь, достойный яр. Это мой человек.

Блондин втянул глаза на место, но казался недовольным. И вдруг мне показалось, что я его откудато знаю. И хорошо знаю. И коренастого знаю.

Я потряс головой. Утро выдалось то еще.

Надо было уезжать. Но я не мог оставить дома этих людей. Во-первых, гости. А во-вторых… Во мне крепла непонятная уверенность, что именно они могут дать ответы на множество вопросов, пока казавшихся мне неразрешимыми.

– Сейчас мы уезжаем. Вас я прошу быть моими гостями. Мы поедем к близкому человеку.

– Брат мой, не сомневайтесь, мы последуем за вами хоть в пекло. Если бы вы знали, сколько мы вас ищем. Я вас более ни на минуту не оставлю.

В глазах его горела нетрезвая решимость.

– Но меня мучает жажда. Нет ли у вас в доме, брат мой, того чудесного напитка, которым нас угостили те достойные юноши, что доставили нас сюда. Такого в изумрудного цвета бутылках, украшенных золотом.

«А не спился бы мужчинка», – подумалось мне. Но вслух я сказал, обращаясь к супруге:

– Дочь Руслана, будь другом, дай дитю шампанского.

– Да-да, так это называлось.

Как-то раз богоданная половина прикупила восемь литровых бокалов чешского стекла. Потом, правда, выяснилось, что это подсвечники. Что делать, темные мы. Но в качестве емкостей для алкоголя в ряде случаев они оказались просто необходимыми. Вот их сейчас и несли на подносах две родственницы, возглавляемые хозяйкой моего дома.

Синие с достоинством приняли бокалы и со словами благодарности осушили их.

Названный Унго закатил длиннейшую речь и начал переливать содержимое бокала в себя.

– Господин, нам поговорить надо, – обратился ко мне коренастый.

Но поговорить нам не дали. Бешеное утро. Сумасшедшее.

Приехал спасательный Толик. Сначала во двор вошли двое в костюмах с автоматами в руках. Затем появился Анатолий Сергеевич. Не без удивления оглядев собрание, он обратился ко мне:

– Собрались? Поехали.

С воплем «Дядя Толик приехал!» на него немедленно начала восхождение младшая дочь. Подхватив ее на руки, он спросил:

– Слушай, кто у тебя там, у ворот, в «шестисотом» спит?

– Пусть спят. Это Маугли с друзьями. Напились.

– Кто напился? Маугли?

– Да. Слушай, Толик, эти люди со мной поедут.

Он с сомнением посмотрел на моих гостей.

– Уверен?

– Да.

– Сейчас дядю Мишу спросим.

Извлек мобилу.

– Дядя Миша, Ильхан хочет еще четверых взять. Нет. Я их не знаю. Сейчас дам. На, возьми, – протянул мне трубку.

– Кого ты хочешь привезти, мальчик? – полюбопытствовал дядя Миша.

– Они нужны мне.

– Ты уверен, что это не подстава?

Я прислушался к себе. Где-то внутри крепла уверенность, что эти люди отдадут жизнь за меня.

– Я ручаюсь за них.

– Смотри, – помолчал. – Вези, места хватит.

Еще бы не хватило. В замке дяди Миши батальон потеряется.

– На, – протянул я трубку Толику. – Согласовано.

– По машинам, – вспомнил свою армейскую жизнь секьюрити.

Меня же грызло беспокойство. Если сопоставить промежутки времени между нападениями, следующее могло последовать уже скоро.

Всех рассадили по машинам, причем Унго громко восхищался волшебными самодвижущимися повозками и требовал научить его управлению.

Я оставил командование домом на Сократа, подчинив ему гарнизон, и уже собрался усесться в машину, как вдруг мне показалось, что я забываю нечто весьма важное.

Не знаю, следуя какому наитию, я вернулся в дом, и, лишь собрав все вещи, что были на мне в момент утреннего пробуждения, почувствовал себя уверенее. Причем шинель в целях экономии места надел и с удивлением обнаружил, что в ней не только не жарко, но напротив, когда я накинул ее, мне стало значительно прохладнее. И знаете, как-то защищеннее. А мысль выпустить из рук меч вообще показалась мне кощунственной. Да собственно, в ножнах он казался излишне массивной тростью. Переложив из-за пояса в карманы шинели два ТТ, я почувствовал себя почти совсем уверенным в себе человеком.

Поехали!

Ехать было недалеко. Удобно. Но тревога колюче ворочалась в районе солнечного сплетения. Я коротко отвечал на вопросы супруги. Чересчур коротко. Она обиделась и замолчала.

Вокруг было красиво. Ранняя осень. Зелень. Коровы. Лепешек не видно. Дорога хорошая. Машины хорошие. Гаишники знакомые. Нас не останавливали. Как эти немцы делают машины, не понимаю. Вроде едешь, но абсолютно незаметно. В наших машинах дорога чувствуется. А в этих нет. Паришь.

Федеральную трассу мы пролетели быстро. А вот когда машины свернули на дорогу в ущелье, где располагался дом дяди Миши, на нас напали. Причем в лучших традициях фильмов о Робин Гуде. Большое дерево обрушилось на дорогу, конвой остановится, машины заворочались рассерженными жуками, пытаясь развернуться, но рухнуло другое дерево в конце колонны. Блокировали нас.

По машине как градом сыпануло. Однако дырок не обнаружилось. Прилепив физиономию к стеклу и скосив глаза, я углядел на асфальте несколько толстых железных стрел.

«Совсем плохие», – ворохнулась мысль.

На переднем «галенвагене» отъехала крышка люка, и на свет божий явился инопланетянин в тяжелом пулезащитном костюме. Принял снизу гранатомет, злым змеем прошипела граната, и дерево, подброшенное взрывом, развалилось на две части.