Все это время вторая бригада усердно трудилась на другом берегу озера, удлиняя канал. Осины, росшие когда-то вдоль канала, были свалены еще в прошлом год у, но футах в трехстах от берега была еще одна роща. Бобр-вожак, по всей видимости, счел, что проще прокопать туда канал, чем таскать бревна через кусты. Теперь его подданные «со всех лап» удлиняли канал – ровно, как по линейке, пять футов в ширину и три в глубину. Бобры-работники по очереди ныряли, передними лапками поднимая на поверхность глины не меньше, чем поместилось бы на лопате землекопа; мало этого, такой же ком каждый бобер прижимал к животу плоским мускулистым хвостом. Животные казались довольно неуклюжими, но следующим утром мальчики были поражены тем, как удлинился канал и сколько деревьев было повалено. Этим вечером они наблюдали за бобрами около часа, а потом стали тихонько выбираться из своего укрытия, чтобы идти в лагерь. Но как осторожно они ни двигались, бдительный Дед со своего командного пункта заметил их. Два громких удара хвостом по воде – и в один миг все бобры скрылись в озере и не возвращались, пока Дед не убедился, что соглядатаи убрались окончательно.

Следующим утром мальчики вновь отправились на разведку. За короткие две недели в лесах Уилл под руководством Джо научился правилам лесной жизни и многое узнал. Жизнь на свежем воздухе, утренние купания в холодной воде и постоянная работа добавили ему мышц, силы и крепости. Он чувствовал, что ничего не боится и может все, – и любой из нас чувствовал бы то же самое, если бы мы решились жить на природе, а не запирались в домах. Отправляясь в походы, мальчики больше не брали с собой никаких припасов, потому что были теперь совершенно уверены, что в лесу всегда найдется пища для всякого, кто знает, где и как ее отыскать. Конечно, особенно силен в «гастрономической ботанике» был Джо. Он показал Уиллу множество растений, так сказать, «блюд на особый случай», которые нашим предкам в их суровые времена были отлично известны и которые их потомки позабыли за ненадобностью в наши тучные дни. Одним из первых в меню стало растение, обнаруженное на берегах бобрового пруда. Там и тут воду закрывала поросль крупных ярко-зеленых листьев водяного картофеля, как называли его лет двести назад, или стрелолиста[49].

Джо и Уилл ногами раскапывали ил под его листьями, и несколько клубней размером с куриное яйцо сами всплывали на поверхность. Сырыми они горчили, но сваренными напоминали батат. Это внесло приятное разнообразие в рыбно-ягодную диету, на которой мальчики сидели все это время. Джо открыл глаза Уиллу и на дикие бобы – они же земляные орехи[50], или дикий арахис, – там и тут росшие на полянах. Уилл, конечно, прекрасно знал это вьющееся растение с красивыми и душистыми пурпурно-коричневыми цветами. Но Джо цветы нимало не интересовали. Ухватив растение у корней, он вытянул целое ожерелье из трех или четырех десятков клубней, и некоторые из них тоже были размером с куриное яйцо. Сварив их, мальчики нашли, что вкусом они напоминают каштаны. Тут же, на бобровом пруду, Уилл наловчился нырять за корнями желтой водяной лилии, или кубышки[51]. Сырыми они были сладковатыми и клейкими на вкус, а испеченные Джо в золе – становились легкими и пористыми. А вот последний из кореньев, который узнал Джо, едва не поссорил мальчиков. Как-то теплым погожим вечером они бродили по склонам Черной горы в поисках чего-нибудь новенького, что можно было бы увидеть, услыхать, понюхать или попробовать на вкус. Вдруг в сырой низинке Джо остановился и выкопал с полдюжины каких-то клубней, оказавшихся индейской репой[52].

– Тысячу раз видел эту штуку, с детства ее знаю, – сказал Уилл. – Не думал, что от нее есть какой-нибудь толк.

– Лучшее растение в лесу! – фыркнул Джо. – Из него делают индейский хлеб.

Не успел Джо остановить товарища, как тот откусил огромный кусок от самого большого корня.

– Выплюнь, выплюнь! – закричал Джо. – Плохо для рта! Жжется!

– Да нет, вроде бы ничего особенного не чувствую, – удивленно ответил Уилл, тем не менее послушно выплюнув полупрожеванный кусок.

– Через минуту почувствуешь, – мрачно пообещал Джо.

Не прошло и минуты, как Уилл почувствовал.

– О… Ой! Ай! Уууу! Спасите!

Больше всего это напоминало смесь из толченого стекла и серной кислоты. Вода ничуть не помогала, и Уилл буквально сходил с ума от разъедающего рот жжения. Увы, даже Джо не знал никакого средства облегчить мучения.

– Скоро пройдет, – вот и все, что он мог сказать.

Но прошло не меньше часа, прежде чем ноющая, раздирающая и жгущая рот, язык и нёбо Уилла боль прошла. Как известно, только черный медведь может безнаказанно есть индейскую репу сырой.

– Можешь взять себе мою долю, – сердито сказал Уилл. – А я лично предпочту живых шершней и ядовитый плющ[53].

Вечером, впрочем, Уилл изменил свое мнение. Джо часа два отваривал клубни, а потом запек их; есть их надо было осторожно, выбирая только совсем мягкие куски, потому что там, где клубни остались жестковатыми, они сохраняли отчасти и свою едкость. В конце концов Джо удалось уговорить Уилла отведать мучнистой массы. Она больше всего напоминала печеные каштаны, и Уилл раз за разом просил добавки, пока все не было съедено без остатка.

На следующий день, когда, как всякие порядочные лесные жители, мальчики бродили в поисках пищи, они услышали раздающееся из густого молодого ельника кудахтанье. Джо замер.

– Тихо! – прошептал он, подталкивая товарища назад. – Будет хорошая еда!