Тут начался дождь, и он вполне соответствовал ее настроению. Она смотрела, как капли стекают по стеклам окон, и радовалась тому, что под ногами у нее лежат нагретые кирпичи.

Ах, как грустно, что Дебора играет на скрипке Эдварда. Какое разочарование! Мистер Дебора и его супруга были совсем не теми ценителями музыки, общество которых ее бы привлекало. Конечно, хорошо, что состоялся благотворительный аукцион и инструмент был продан, — ведь это помогло некоторым молодым музыкантам. Но скрипка Эдварда стала реликвией, и играть на ней — это преступление против музыки! Может, ей удастся как-нибудь выкупить ее?.. Да, может, и удастся… но где найти на это средства?

Вскоре карета остановилась у прелестного маленького домика в Блумсбери. Елене вдруг пришло в голову, что ей, возможно, и впрямь нужен английский кучер, человек, который знал бы улицы и не ездил по ним так, будто они принадлежали ему одному. Римская манера езды никак не подходила для Лондона. Она поговорит об этом с Тинотти.

Елена застала его в холле.

— Buena sera[4], синьора. Добрый вечер, милорд.

— Добрый вечер, Тинотти. — Елена улыбнулась своему секретарю.

Тинотти целую минуту потратил на то, чтобы приветствовать лорда Уильяма. Неужели он считал виконта подходящей для нее партией? Ведь ему, конечно же, было известно, что они с лордом Уильямом всего лишь друзья и не питают друг к другу романтической склонности.

— Вас что-то беспокоит, синьора? — спросила у Елены ее домоправительница, синьора Тинотти, волновавшаяся по любому поводу и без повода. — У вас такой печальный вид…

— Тсс, carissima[5]. — Тинотти поцеловал руку жены. — Вечер был очень долгим… и он еще не кончился.

Секретарь что-то шепнул своей жене, и та, взяв за руку лорда Уильяма, тотчас же увлекла его за собой в кухню.

Елена смотрела им вслед, весьма удивленная такой фамильярностью и такой спешкой. Тинотти же шепотом объяснил:

— У вас гость, синьора.

— Гость?.. — Даже в Риме знакомые не наносили столь поздних визитов. — Почему вы его впустили? О чем думали? Ведь уже одиннадцатый час.

— У него был вид человека, явившегося по важному делу. Он прошел в Голубую гостиную и объявил, что будет вас ждать. Я подумал, что он, возможно… — Тинотти в смущении откашлялся и проговорил: — В такой час встречаются только любовники, синьора. И я подумал, что вы возможно, захотите поговорить с ним. Я ведь не знал, что вы привезете с собой маленького лорда…

«Похоже, все абсолютно уверены в том, что мне срочно нужен любовник?» — подумала Елена в раздражении.

— Он дал свою визитную карточку? — спросила она.

— Да, синьора. Это Линфорд Пеннистен, герцог Мерион. Он сказал, что хотя формально вы не были представлены друг другу…

— Знаю-знаю, — перебила Елена. — Мы с ним знакомы.

Ее удивление мгновенно сменилось радостью. Значит, он захотел снова ее увидеть. Он тоже не забыл тот поцелуй и был настолько им… тронут, что пренебрег правилами этикета. Это выглядело весьма романтично, как название одной из пьес Джорджа. Да-да, «Околдованное сердце»! Заметил ли это герцог, гадала она.

— Принесите, пожалуйста, вина для моего гостя и чаю — для меня, — сказала Елена.

Коротко кивнув, Тинотти отправился выполнять ее поручение.

Но правильно ли она поступила, согласившись принять герцога? Как намекнул Тинотти, в столь поздний час встречаются только любовники. Может, герцог счел ее женщиной свободных нравов? Может, он подумал так лишь потому, что она поет на публике?

Оставив в холле плащ и шляпку, Елена тихонько проскользнула в Голубую гостиную и остановилась у порога. Прошедшей ночью она почти не спала — все размышляла о том, что герцог подумал о ее пении, а также гадала, почему он уехал так рано… и поцелует ли она его, если снова увидит. Да-да, поцелует ли?

Но тут она увидела его, и ответ на последний вопрос пришел сам собой. Никогда еще присутствие мужчины так не волновало ее. И сейчас она почувствовала это даже острее, чем прошлым вечером.

Усталость и печаль тут же развеялись, и вместо них она ощутила восторженный трепет, даже отчасти ее напугавший. Ведь она ничего не знала об этом человеке. Ничего, кроме того, что он когда-то любил свою жену.

Елена с улыбкой прошла в глубину комнаты и присела в реверансе, не сводя с герцога глаз. Внешне он казался истинным англичанином, что, впрочем, было совершенно неудивительно. Светлые волосы, пожалуй, слишком уж длинные, ярко-синие глаза, резко очерченные скулы и подбородок с ямочкой посередине… И почему-то он был необыкновенно серьезным.

К тому же в нем чувствовалась мужественность, вполне соответствовавшая музыке Бетховена. Впрочем, его облик неплохо сочетался и с серьезнейшей музыкой Баха.

— Добрый вечер, ваша светлость. Лорд Уильям сообщил мне ваше имя. Линфорд Пеннистон, герцог Мерион, не так ли?

Он ответил легким поклоном.

Сердился ли он? Она не могла разгадать выражение его лица, но короткий поклон свидетельствовал о некотором напряжении.

— Я хочу поговорить с вами о нашей вчерашней беседе, синьора.

— Да, понимаю, милорд.

Она уже приготовилась к самому худшему, но тут дверь отворилась, и вошла синьора Тинотти с подносом в руках. На подносе был чай, а также очень приличное итальянское вино.

— Вина, ваша светлость? — спросила Елена, кивнув на бутылку.

— Нет, благодарю. — Он покачал головой.

Елена отставила бутылку и выразительно взглянула на Тину.

Домоправительница отступила на шаг и, поклонившись герцогу, удалилась.

Сделав глоток чая, Елена тихо сказала:

— Я слушаю вас, сэр.

— Синьора, я приехал к вам, чтобы кое-что прояснить, — ответил герцог, чуть нахмурившись.

— Да, понимаю. Только скажите, о чем речь. — Елена скрестила на груди руки.

Явно нервничая, герцог проговорил:

— Синьора, я хочу получить от вас заверение, обещание… наконец, поклянитесь памятью вашего мужа… Пусть то, что произошло у нас с вами накануне, так и останется между нами.

— То, о чем мы говорили? — Удивленная его настойчивостью, Елена отступила на шаг. Неужели он имел ввиду поцелуй? Нет, едва ли. Конечно, она никому не стала бы о нем рассказывать. Или, может быть… — Милорд, вы намекаете на разговор о принцессе Шарлотте, а также на наши замечания, касающиеся принца-регента? Или, может быть, вы говорите о наших личных воспоминаниях? Я имею в виду Эдварда и вашу Ровену? — В раздражении передернув плечами, она проговорила: — И что же, по-вашему, я могу сделать с такой информацией?