Ну нет, такого отношения к родной природе я не допущу. Это как-никак первый, он же мой единственный, опыт в садоводстве. Ой, то есть в дубоводстве.

— Ничего, сейчас что-нибудь придумаем, — успокоил я Матрену.

Подобрав в уме подходящее заклинание, я проговорил его, щелкнул пальцем, и мой дубок на мгновение покрылся инеем. Когда иней растаял, все варварские надписи исчезли, а дуб покрыла молодая поросль и украсили гроздья желудей. Чуть подумав, я щелкнул пальцем и добавил еще одно малюсенькое противовандальное заклятие.

— Кто у нас больше всего желуди любит? — спросил я у Матрены.

— Свиньи.

— Точно, вот у этих умников вместо носа пятачок и вырастет.

— Слушай, а ты не слишком с ними круто? — осторожно поинтересовалась хозяйка.

— Так я что, без понятия, что ли? Всего на день. Правда, думаю, этот день надолго отобьет желание хулиганить.

В процессе борьбы за восстановление природных ресурсов я даже не заметил, что Фрол с Федором о чем-то оживленно совещаются. Насторожило меня то, что слишком уж часто упоминают они мое славное имя.

— Ну как, по «Даромировой закуске» или сразу по «Обеду Даромира»?

— Слушай, может, ради такого случая «Подвиг Даромира» возьмем?

— Я не против, тем более к нему прилагается три кувшина крепкой «Даромировки».

— Ну раз так, без вопросов, — согласился с братом Федор и обратился к Матрене: — Значит, нам «Подвиг Даромира», а пока приготовится, как обычно, «Даромиров перекус» и пару кувшинов медовухи.

— Лучше три, — поправил брата Фрол.

— Пожалуй, лучше, — не стал спорить Федор. — И на стол не чарки поставь, а ковши, с ними как-то сподручнее.

Я никак не пойму: у меня с ушами что-то не то или братья на солнышке перегрелись? Пока я хлопал глазами, первой догадалась мне объяснить смысл происходящего, конечно, Матрена:

— Даромирушка, ты не нервничай, я тут даже ни при чем, это как-то само собой получилось. Когда я трактир переименовала, нашлись некоторые простаки, которые о тебе и слыхом не слыхивали. Так я им про тебя подробно рассказывала. А так как лично у меня любой рассказ о твоих похождениях заканчивался перечислением твоих кулинарных пристрастий и похвалой твоему прекрасному аппетиту, то как-то все привыкли, что самое маленькое блюдо — это «Даромирова закуска», а самое большое «Подвиг Даромира». Было еще блюдо «Завтрак боярышни», но оно как-то не прижилось. Слишком мало ко мне ходит народу, который копченому телячьему боку предпочтет вареную морковку и свеклу.

Ну и ну, я даже немного оцепенел. Не каждый день, знаете ли, посещаешь питейное заведение имени меня, заказываешь блюдо имени меня же и запиваешь медовухой, опять-таки названной в мою честь. Хорошо еще я попался, а то окажись на моем месте какой-нибудь излишне скромный хлюпик — и окочурился бы от такого набора.

Ну да ладно, я, слава богам, скромностью не страдаю. Да разве мне жалко, если люди будут вкусно и обильно питаться, вспоминая славного парня Даромира? Ответ отрицательный — не жалко.

— Надеюсь, хуже твоя стряпня за это время не стала?

В ответ Матрена только повертела пальцем у виска:

— Сам, наверное, понял, какую глупость сморозил.

— Понял, — признался я.

— Ну раз понял, прощаю, — смилостивилась надо мной хозяюшка и вышла из кабинета.

Через несколько минут на столе оказалась холодная копченая телятина, головка сыра, соленья и хлеб. Судя по всему, это и есть «Даромиров перекус». Что ж, на разминку потянет. Фрол торопливо разлил по ковшам первую порцию медовухи, и два брата горящим глазом уставились на меня. Одичавший в глухих лесах, я вначале даже не понял, что они от меня хотят, но потом, глядя на нетерпеливое покачивание посуды, догадался. Конечно же тоста! Вообще-то тосты я говорить умею и очень даже люблю, но сейчас, глядя, как пенится и играет медовуха в ковше, мне почему-то захотелось быть кратким:

— За встречу!

Оказалось, что братья тоже не были сторонниками длинных разговоров. Их реакция была лаконичная:

— Ура!

Три посудины звякнули над столом, и богатырская доза пенного меда полилась в наши чресла. Божественное наслаждение — после трудного дня пропустить по чарочке с приятелями в уютном местечке. Но усугублять, конечно, не надо, я как-никак новую жизнь начал. Вот по второй пропустим, и я пойду.

— За дружбу! — подхватил эстафету Федор.

— Ура, — дружно ответили мы, и очередная порция медового наслаждения потекла по пищеводу.

Закусив небольшим кусочком телятинки, я решительно встал со скамьи:

— Всё, ребята, я пошел.

— Куда пошел?

— Как этот пошел?

— А поговорить?

— Мы же столько времени не виделись!

— Мы и сами засиживаться не собираемся, завтра же на службу!

— Не разбивай компанию, вместе пришли, вместе уйдем.

От трескотни ратников у меня даже голова загудела.

— Да не могу я сегодня! — попытался сопротивляться я.

— Ладно, не хочешь — не пей, но посидеть-то ты с нами можешь? — резонно заявил Фрол.

Аргументов против такого предложения я найти не смог, ведь никакого криминала тут нет. Пить я больше не буду, а посидеть — посижу. Приняв такое важное решение, я поставил в угол свой посох и поудобнее уселся в кресле.

— Молодец! — похвалили меня братья, и Фрол тут же наполнил посуду.

— Я не буду больше, — предупредил я.

— Ты не пей, просто пусть будет налито, — пояснил Федор.

Тут в дверях появилась первая партия «Подвига Даромира». С огромного подноса на стол перекочевала селедочка, присыпанная зеленым лучком, ароматная ветчина, грибочки, огурчики и гора жареных куриных крылышек. Именно за них и принялись первым делом братья. Я хотел было последовать их примеру, но, к своему дикому ужасу, обнаружил, что не хочу есть.

От такого открытия я даже тихонечко застонал. Да меня же Кузьминична накормила от пуза. Какая катастрофа — быть в трактире у Матрены и не иметь сил попробовать ее замечательной стряпни!

Ратники, не стесненные подобными моими обстоятельствами, лихо расправлялись с крылышками, не забывая при этом по очереди рассказывать городские новости. Новостей оказалось немного, точнее, всего одна — новая княгиня Сантана. Как ни странно, даже ночное происшествие не удостоилось такого обсуждения, как красота данной дамы. Ратники вели себя так, словно целыми днями только и делают, что шинкуют серебряными кинжалами всевозможную нечисть. Напротив, рассказ про Сантану был ярок и выразителен.

— Старик, ты бы видел эту женщину! Сказать, что она красива, — значит обидеть ее. Нет, она не красива, она божественна!

— А фигура? Чудо, а не фигура!