— Простите, но я несвободна, — отказалась Мод.

— Понятно, — протянул Аллен. — Выходит, мне не повезло?

Мод отвечала ему мягкой улыбкой. С удрученным видом Аллен вертел в руках стетоскоп.

— Скажи мне, — наконец произнес он, — твой парень… на фронте?

— Да, — ответила Мод. — Он служит в ВМС. — Она испытала душевный трепет, произнося эти слова: они звучали так гордо, так значительно. Она представила Стивена, в военно-морской форме, стоящим на палубе военного корабля, хотя понятия не имела, где он на самом деле находится.

— Ясно, — сказал Аллен. — Что ж, ладно. — Он помолчал. — Но, если вдруг что-то изменится, Мод, помни, что есть я, хорошо?

— Не изменится, — тихо ответила Мод.

— Ты любишь этого парня, — невесело заключил доктор Дрейк. Мод кивнула.

— Что ж, тогда удачи вам обоим, — пробормотал Аллен и быстро удалился в одну из комнат, где размещались врачи. С того дня отношения между ними стали заметно холоднее. Он кивал ей иногда, что-нибудь говорил мимоходом, но дружелюбия не выказывал. Она его не винила.

Как-то Мод заметила, что он болтает с одной из других медсестер, миниатюрной общительной женщиной из Кентиш-тауна по имени Валери, а вечером следующего дня увидела, как они вместе, смеясь, вышли из госпиталя и куда-то направились.

В те дни смех раздавался нечасто. Палаты полнились звуками боли и страданий, которые время от времени заглушали скрипучие голоса дикторов радио, рассказывавшие о британской армии и о немецкой и сообщавшие мрачные прогнозы на будущее.

В феврале вышло распоряжение о соблюдении светомаскировки, согласно которому в Лондоне и вокруг столицы с наступлением вечера запрещалось включать свет. После заката весь госпиталь погружался в темноту, и Мод во мраке обходила палаты, на ощупь пробираясь от кровати к кровати. Остановившись у одной, она спрашивала: «Мистер… Уэйнтроп, это вы?», потом, дождавшись ответа, переходила к следующей койке, брала за руку лежащего на ней раненого, чтобы даровать ему утешение.

В госпиталь прибывали все новые и новые раненые. Война, медленно и аморфно расползавшаяся по всей Великобритании, теперь была такой же реальностью, как и умирающие покалеченные мужчины, которых в госпиталь доставляли каждый день. Стивена, слава богу, среди них не было. В своем воображении Мод видела его, словно наяву. Его образ не блекнул, хотя у нее не было ни его фотографии, ни писем. Он не превращался в тень, в расплывчатый силуэт. Для нее он оставался человеком из плоти и крови, и, когда ей вдруг требовалось мысленно пообщаться с ним, она удалялась в свою крошечную комнатку, доставала подаренный ей Стивеном поэтический сборник А. Л. Слейтона и читала вслух балладу «Роза и Олень», пока ей не начинало казаться, что он сидит рядом и читает вместе с ней.

Однажды после полудня у Мод выдались свободные часы, и она, сев в автобус, отправилась в Лондон, чтобы купить пальто, в котором остро нуждалась. Эдит в тот день работала и не могла поменяться сменой с кем-то из медсестер, поэтому Мод поехала одна. Было холодно, лил ледяной дождь, на улицах колыхалось море черных зонтов, и, когда автобус прибыл в город, Мод пожалела, что приехала. В Лондоне царило уныние. Отовсюду на глаза лезли набранные жирным шрифтом газетные заголовки, люди спешили мимо по каким-то своим безрадостным делам. Мод с тревогой осознала, что легко может представить столицу после бомбежки — разрушенные старые здания, дворцы, башни, Биг Бен[8], оповещающий город о наступлении рокового часа. В своем воображении она видела рушащиеся дома, обваливающиеся потолки, клубы черного дыма, слышала несущиеся со всех сторон крики и вопли.

Слезы застлали Мод глаза, словно Лондон и впрямь уже бомбили, словно на ее глазах и в самом деле все уже рушилось. Она почувствовала, что проголодалась. Продукты теперь распределялись по карточкам, и, покидая госпиталь, она прихватила с собой талоны, чтобы можно было купить чашку чая и какой-нибудь пирожок в маленьком магазинчике после того, как она подберет себе пальто. Но, шагая по улицам, Мод увидела, что многие магазины закрыты или пусты, отчего ей стало так тоскливо на душе, что она, поддавшись порыву, направила свои стопы в «Харродз»[9], с более ярким, оптимистичным интерьером. В универмаге народу оказалось гораздо меньше, чем обычно, да и те немногие покупатели, что встречались ей, было видно, пришли сюда не ради удовольствия. Они забегали в магазин и почти сразу же выбегали, спеша домой. Вид у всех был озабоченный, каждый строил какие-то планы, готовился к неопределенности.

В свое время Стивен верно заметил, что легкое коричневое пальтишко Мод — это сплошное недоразумение, а в этом году и вовсе выдалась самая холодная зима за пятьдесят лет, и ей требовалось что-то пусть и не столь элегантное, но очень теплое — пальто, которое могло бы защитить ее от колючего ветра. Стоя в безлюдном отделе женской верхней одежды, Мод быстро перебирала пальто на вешалке, ища свой размер, и вдруг увидела в соседнем ряду знакомое лицо.

Это была Хелена, жена Стивена. Мод ее сразу узнала.

Ей стало дурно; она была напугана, испытывала чувство вины. Женщины стояли по разные стороны скрипучей вешалки, выбирая подходящие пальто, и теперь, одновременно подняв головы, встретились взглядами. Момент был ошеломляющий, выбивающий из равновесия, но деваться было некуда.

— Здравствуйте, — поприветствовала Хелену Мод.

— Здравствуй, — медленно произнесла та. — Мы разве знакомы?

— Вы, наверно, меня не помните, — сказала Мод. — Я — Мод Лейтем. Мы встречались в Оксфорде, миссис Кендалл. Ваш муж был моим наставником.

Хелена помедлила и кивнула.

— Ах, да, вспомнила.

Мод отметила, что вид у жены Стивена осунувшийся, лицо без косметики, губы бледные, веки такие же тяжелые, как и в ту их единственную встречу на крытом рынке в Оксфорде. Правда, вместо модной шляпки с пером теперь на голове у Хелены был простой кашемировый капюшон, лишь подчеркивавший ее болезненность.

— Я хочу купить пальто, — смущенно объяснила Мод, но ей отчаянно хотелось сказать совершенно другое: «Хоть я и не вправе это знать, но, прошу вас, расскажите все, что вам известно про Стивена: где он, как он, не грозит ли ему опасность, когда я вновь увижу его?»

— Я тоже, — сказала жена Стивена. — Правда, выбор удручающий, черт бы побрал эту войну.

— Разве вы не должны были эвакуироваться? — спросила Мод.

— Формально я в эвакуации, — отвечала Хелена. — Когда началась война, сразу же уехала из Оксфорда в Глорихед, наше семейное поместье в Девоне. Но в деревне я места себе не нахожу и время от времени выбираюсь в Лондон, чтобы немного развлечься. — Она помолчала. — Слушай, пойдем выпьем по чашечке чая.