Рядом на лавке сидела бледная, как шотландская роза, девица с крашеными соломенными волосами и терпеливо курила, поглядывая на меня с интересом.

Я не обращала на нее никакого внимания, поскольку одета она была в темно-розовый плащ и ничего красного в руках не держала.

Кроме того, внешность ее была, хоть и немного вульгарной, но не вызывающей. Напротив, я скорее причислила бы ее к скромницам.

Я начала нервничать. Валентина была мне нужна. Ее любезное согласие встретиться со мной я расценила как дар судьбы. Теперь мой дар исчезал в туманной дымке, и как мне подбираться к гнусному шантажисту, я не ведала.

«Ну что ж, — решила я, вздохнув про себя так тяжело, что и у жестокого разорвалось бы сердце от жалости к несчастной Тане, — придется уйти в безнадежную мглу неизвестности».

В это время соломенная шотландка встала, подошла ко мне и спросила низким хрипловатым голосом:

— Извините, вас не Таня зовут?

Я изумленно уставилась на нее.

Она рассмеялась и протянула мне руку:

— Я — Валя. Меня просил прийти на встречу с вами Андрей Николаевич Мельников…

Валя была настолько не похожа на путану, что я очень долго смотрела на нее молча. Потом решила, что какая была путана, такую и прислали — нечего возмущаться ее нетипичностью, надо брать то, что дали. Поэтому я прекратила удивляться и постаралась быть приветливой.

Валя мое замешательство заметила и немного им забавлялась. Впрочем, она была явно девочкой незлобивой, потому как пригласила меня выпить кофе. Я согласилась. Вести разговор в кафе гораздо удобнее, чем торчать на холоде, и мы отправились на проспект.

— Меня интересует один из ваших клиентов, — начала я.

— Только давайте договоримся, Таня, что мы не будем говорить о… Ну, не станем касаться особенностей их сексуальных пристрастий.

С этим я была согласна. Обсуждать, на что способен в постели Алексанов, мне не хотелось.

— Валя, — спросила я, — наверное, Андрей предупредил вас, что разговор будет касаться не только Алексанова?

Она кивнула и посмотрела в сторону.

— Да… Он говорил. Кажется, у Алексанова неприятности?

— Очень большие, — вздохнула я, — и у меня подозрение, что ваша подружка Маргарита напрямую с ними связана…

Мне показалось, что Валя вздрогнула и отвела взгляд. Через минуту она смотрела на меня совершенно спокойно.

— Маргариты сейчас в городе нет. Она уехала в Испанию.

Опять Маргариту отправили в Испанию! Значит, девочки заодно? Но в Испанию ее отправлял и Алексанов… А он-то не мог шантажировать себя сам!

— Что она за человек? — поинтересовалась я. — Вы с ней дружны?

Валя вздохнула.

— Немножко взбалмошна, — ответила она, — немножко любит деньги.

Она замолчала. К столику подошел молодой человек и начал тихо разговаривать с Валей. Она посмотрела ему в глаза и засмеялась.

— Что он хотел? — поинтересовалась я, когда он отошел.

— Вас, — засмеялась Валя. — Он меня знает. Думал, вы теперь вместо Маргариты. Сказал, что вы сексуальнее ее. — Я почувствовала, как щеки заливает красная волна возмущения.

Валя это заметила. Похоже, ситуация ее позабавила.

— Не обращайте внимания, — посоветовала она.

Валя явно с трудом сдерживала смех. Я посмотрела на нее. И поняла, что, кажется, я прокололась. Валя держится с потрясающим самообладанием. Она ничего не скажет, даже если ей что-то известно. Впрочем…

— Валя, вы с Маргаритой и с Алексановым были двое суток назад в Адымчаре?

Она кивнула.

— А что случилось? — поинтересовалась она. — Алексанов на что-нибудь жаловался?

— Нет, — ответила я, — но в ту ночь с вами не происходило ничего странного?

— Я не заметила, — поспешно ответила она.

Слишком поспешно. Значит, либо она заметила, что их снимают, либо… Она знала?

— А когда должна вернуться Маргарита?

Мой вопрос странно на нее подействовал. Ее спина выпрямилась, и я почувствовала ее замешательство. Валя опустила глаза. Губы ее сжались. Она растерянно посмотрела в сторону, ища подсказку.

— Не знаю, — наконец решилась она на ответ.

Ситуация с Маргаритой начала возбуждать во мне любопытство.

Хорошо. Пусть она так срочно решила дунуть в Испанию, что только ураган остался после нее. Пусть никто ничего про нее не знает. Может, она решила начать новую жизнь. Благонравную и исполненную чистоты и целомудрия. Даже имя по этому поводу сменила. Может быть, ее вообще теперь зовут Авдотьей. Или сеньоритой Консуэло де Рамирес. В конце концов, где и начинать новую жизнь, как не в Испании?

Я бы тоже туда уехала начинать новую жизнь. Хоть сегодня согласна.

Но — что-то не так. Мельников прав.

Ответ напрашивался сам собой — Маргарита связана с шантажом.

Опять неувязка. Именно Алексанов первым сказал о путешествии в Испанию.

Я посмотрела на Валентину. Она сидела с тоскливым видом, глядя на меня, как школьник, уставший от уроков, смотрит на надоевшую учительницу.

Похоже, я ничего из нее не вытяну.

— Таня, — решилась она, — я ничем не смогу вам помочь.

Ее взгляд говорил: «Даже если я что-то знаю, я не скажу тебе». Я кивнула. Хорошо. Пусть идет.

Мы попрощались.

— Валя, — рискнула я, — если появится Маргарита или вы что-то вспомните, позвоните мне.

Я протянула ей свою визитку. Она посмотрела мельком, кивнула и засунула ее в карман.

Надежда на то, что она позвонит, была минимальной. И все-таки отметать ее не хотелось.

Что-то в этой истории было не так. И Маргарита не давала мне покоя. Именно в ней было дело. В уехавшей невесть куда Маргарите. Я чувствовала это нутром.

И Маргарита чем-то связана была с девочкой Ксенией.

* * *

Елена не знала, что ей делать. В кабинете стойко пахло корвалолом. Алексанов сидел с остановившимися глазами и тяжело дышал. Налицо были все признаки сердечного приступа, и она была к этому причастна.

Елена приняла решение быстро. Она прошла в женский туалет и, порвав листок со стихотворением на мелкие клочки, выбросила его. Задумчиво проводив взглядом кружащиеся в потоке спущенной воды белые лепестки, улыбнулась.

Теперь никто не узнает о странном стишке. А значит, она ни при чем.

Хотя… Интересно, отчего это стихотворение произвело на босса такое впечатление? Елена напрягла память, попытавшись вспомнить, что же там было написано. Но так как она прочла в своей жизни одну-единственную книгу, да и та оказалась «Книгой о пиве», она не смогла вспомнить ни строчки. Что-то там было о смерти, в этом она была готова поручиться.