Облизываю пересохшие губы, первое желание — дернуться в сторону, но стою на месте, принимая огромный член.

Захар слишком близко, приоткрываю рот, опираясь одной рукой о диван, другой беру член, делаю все, как делала до этого, облизываю, посасываю. Меня имеют сразу двое, это противоестественно, но не так страшно, как казалось.

Совершенно дикая мысль, но человек загнанный в тупик привыкает ко всему.

— Давай, девочка, подмахивай, сука, до чего сочная киска и узкая, еще немного, и спущу. Хочешь моей спермы, крошка? Я дам тебе ее много и буду давать всю ночь.

Не могу ответить на этот вопрос, Захар начинает двигаться, его член проникает в рот до самой гортани, задерживаю дыхание, чтобы не захлебнуться собственной слюной. Он периодически вынимает его и снова входит, трахая размашистыми движениями.

Ничего не чувствую, совсем ничего. Мужчины о чем-то переговариваются короткими фразами, но я практически не слышу их.

Но вот все внезапно прекращается, теряю равновесие, меня снова, как куклу, перемещают, мужчины сбрасывают с себя последнюю одежду. Теперь мы лежим на диване, я сверху Тимура, с широко раздвинутыми ногами и задранной вверх попкой.

Он заставляет меня сесть на член, опускаюсь, прикусываю губу, уже не так больно, как это было в первый раз. Тянет на себя, заставляя смотреть в глаза.

— А сейчас, котенок, самое интересное, ты ведь продала себя, малышка, можешь плакать, будет больно, Шума не умеет быть нежным.

Я понимаю, о чем он, потому что чувствую пальцы второго мужчины, он, раздвигая мои ягодицы шире, плюет на анус, растирая слюну пальцами, сразу немного проникая.

Кусаю губы, смотрю в глаза Тимуру, я помню его, прошло почти пятнадцать лет, но я помню как вчера его улыбку и зажатую между белых зубов зубочистку. Надо было рассказать о нем еще тогда.

Его член двигается во мне, мужчина обхватывает руками за талию, крепко фиксируя на себе. Мне больно даже от проникновения в анус пальцев, не хочу думать о том, как это будет, если в меня войдет его огромный член.

Но вот он толкается, опускаю голову на плечо Тимура, страх вытесняет боль, она нарастает, так же как и паника и безысходность. Хочется упасть и биться в истерике, а потом, чтобы на меня надели смирительную рубашку и накачали транквилизаторами.

— Расслабься, котенок, расслабься, — тихий шепот на ухо, совсем другая интонация, в ней нет издевки и сексуального подтекста. — Дыши, дыши глубже, девочка, это надо принять, это неизбежно. Потом будет хорошо, а сейчас ты разозлила мужика.

Пытаюсь расслабиться, но боль пронзает все тело, когда в мой задний проход входит член, без подготовки и смазки. Он разрывает на части, впиваюсь ногтями в плечи мужчины, царапаю их в кровь, задыхаюсь, мне не хватает воздуха, а сзади продолжаются толчки.

Меня имеют сразу двое, это наказание за мою глупость и самоуверенность, за обман. Я думала, что будет так, но не представляла, до какой степени это больно и унизительно.

Слезы текут по щекам, я уже не кричу, а просто скулю. Они практически разрывают меня, проникая еще глубже, сжимают бедра и талию, Захар мнет ягодицы.

Кажется, что проходит целая вечность, перед глазами все плывет, я не ощущаю свое тело, только боль в душе. Слышу хрипы, мат, они замирают, сначала Тимур, потом Захар, кончают, я чувствую теплую сперму, что покрывает мою измученную плоть изнутри.

Когда из моей попки выходит член, без сил падаю на грудь Тимуру, он гладит по спине, вырисовывая узоры, прикрываю глаза.

Это хорошо, что я столько лет к себе никого не подпускала, не хочу, чтобы вот так было всегда, даже одного мужчину не хочу. Гори они все в аду, им нельзя верить, никому, используют, предадут, вытрут ноги и выкинут на помойку.

Слышу, как размеренно бьется сердце мужчины, это успокаивает.

— Мне нужен Сафронов, передай ему телефон.

Напрягаюсь от услышанной фамилии, даже задерживаю дыхание, но мало ли сколько может быть мужчин с такой фамилией.

— Твои шлюхи совсем оборзели, хватают трубки. Или ты решил слиться по-тихому, Андрей Эдуардович?

Услышав имя, зажмуриваю глаза, стараюсь дышать, но получается плохо. Тимур вышел из меня, но все еще продолжает гладить по спине, удерживая на груди.

Внутри меня обида, боль, непонимание, а еще ненависть.

— А вот я не рад тебя слышать, но приходится. Ты заставляешь меня нервничать, а когда это происходит, пиздец приходит всем.

Знакомое имя, знакомая фамилия. Так знакомая мне ненависть к этому человеку. Радует лишь то, что он явно ниже по статусу и положению моего покупателя, если так позволяет с собой разговаривать.

ЧАСТЬ 12

— Мне нужно в душ.

— Тебя проводить? — снова наглая ухмылка, но я выдерживаю взгляд.

— Нет, я сама.

— Он там.

Тимур указывает нужное направление, встаю, ноги совсем не держат, мне стыдно и противно, и все еще страшно одновременно. Не знаю, как себя чувствуют жертвы насилия, наверняка хуже, чем я сейчас, я шла на это все добровольно и прекрасно представляла, что и как будет.

Делаю несколько шагов, по бедрам теплой струйкой стекает сперма, в промежности жжет. Надо принять таблетку, специально купила экстренный контрацептив, она лежит в пальто, которое так и валяется на полу.

Включив свет, захожу в просторную ванную, в огромном зеркале сразу вижу отражение девушки. Длинные спутанные волосы, опухшее от слез лицо, левая сторона немного ноет от пощечины, но она точно была сделана в неполную силу, искусанные в кровь губы.

Невысокая, такая худая, что видны ребра, тонкая талия, высокая грудь, мне много кто говорил, что у меня хорошая фигура, а еще невинное личико, но совсем непокорный взгляд. Этот контраст тянет согрешить, особенно отчим любил это потерять, иногда смотрел на меня так, что хотелось спрятаться в дальний угол и стать невидимой.

На шее несколько засосов, а может, это следы от пальцев, а вот на груди точно засосы, синяки на талии и бедрах. Снова всхлипываю, сдерживаю рвущееся из груди рыдание, зажимая рот рукой.

Не время для жалости, а так хочется, чтоб это кто-то сделал, хоть один человек кроме бабули прижал к себе, сказал, что он рядом, что он не оставит и не бросит. Но такого человека нет.

Включаю душ, встаю под горячий поток воды, пытаюсь расслабиться, но выходит плохо. Вспоминаю дочь, бедная моя девочка, я так люблю ее, с самых первых дней, как узнала, что беременна, я уже любила ее безгранично.

Она все, что у