Поднимать ребенка одной тяжело, да еще Костик, будучипатологически жадным, старался, как мог, не платить алиментов. В год, когдаКеша собрался идти в первый класс, мне пришлось при помощи друзей измилицейских кругов сделать ему метрику, в которой черным по белому, вернее,фиолетовым по зеленому стояло: мать – Васильева Дарья.

В тот же год я и познакомилась с Севой. В отличие от меня,нищей преподавательницы, долбящей целыми днями в деревянные студенческие головызнания за крохотный оклад, Севка был более чем обеспечен. Будучи старше меня надесять лет, он имел кандидатское звание и сидел на доцентской ставке, и негде-нибудь, а в университете, работал в цитадели науки. Но основныематериальные блага получал он от матери, очаровательной хохотушки Анны Николаевны.Вернее, Нюши, потому что по имени-отчеству я назвала несостоявшуюся свекровьтолько однажды, придя первый раз в гости.

– Да ладно тебе, – отмахнулась женщина, – меня все Нюшейзовут!

Я принимала решение связать свою судьбу с Севкой израсчетливости, устав от безденежья и постоянного сражения с житейскиминеприятностями, но не последнюю роль сыграло и то, какая меня ожидает свекровь.Ровно через час после знакомства Нюша превратилась в мою подругу, и мы до сихпор перезваниваемся и ходим друг к другу в гости, несмотря на то что поход взагс отменился. А разбежалась я с Лазаревым по крайне простой причине. Узнав,что Кеша на самом деле не мой кровный родственник, Севка отрезал:

– Отдавай пацана назад, его родным, на фига мне приемыш!Ладно бы сирота! А то при живом отце. Я, значит, корми, пои, а почему? В общем,выбирай: или я, или Аркадий.

В моей душе не было колебаний. Мужья приходят и уходят, адети остаются.

Встречаясь с Нюшей, я была в курсе дел Севки, знала о егодвух, быстро распавшихся браках и об отъезде в Израиль. Но Нюша ни словом необмолвилась о том, что Севка сменил половую ориентацию. Хотя, насколько япомню, бабы его не слишком волновали, и обе жены убежали от Лазарева, хоромобвиняя его в импотенции. Может, он всегда был «голубым»? Просто хорошо скрывалсвои наклонности. При коммунистах-то существовала специальная статья вУголовном кодексе.

– Слышь, Дашутка, – тронула меня за локоть Галка, – я поедудомой. Телефончик Чванова на столе.

Я кивнула. И то верно, при гостях не поговоришьпо-человечески.

– Позвоню вечером.

– Ладно, – кивнула Верещагина и ушла.

Севка окинул взглядом комнату, увидел Снапа, благополучнопроспавшего приход гостей, и подпрыгнул.

– Собака!

Я развела руками.

– Вообще-то их в доме пять.

– Жуть, – взвизгнул Лазарев.

– Еще две кошки…

– Катастрофа!

– Хомячки и жаба.

– Отвратительно, – заявил Севка, – мне придется ходить подому в противогазе. А нельзя весь этот зоопарк временно отселить?

– Куда?

– Ну в гостиницу для кошек и собак!

– Извини, – железным тоном ответила я, – никак не получится.Лучше я тебе номер сниму, за свой счет. «Мариотт-отель» подойдет? Там Клинтон,кажется, останавливался, говорят, приличное место.

– Не хочу.

– Почему? Сказала же, сама заплачу!

– У меня у самого деньги есть, – поджал губы мойнесостоявшийся муженек, – слава богу, не нуждаюсь.

– Тогда в чем дело? – нагло поинтересовалась я, все-такипроглотив вторую часть вопроса, которая висела на кончике языка: «Отчего ко мнев гости, коли в гостинице поселиться можно».

– Из принципа, – серьезно ответил Севка, – не желаю, чтобына мне наживались хозяева. Поэтому остановимся у тебя.

– Нюша не обидится?

Севка вздернул брови.

– У нее ремонт, жуткая грязь, вонь, пыль… А у нас с Тузикомаллергия.

«У меня тоже, на гостей», – чуть было не выпалила я, но,проявив чудеса выдержки, смолчала.

Тихонько скрипнула дверь, и в столовую вошел Хучик. Увидавлюдей, мопс начал вертеть круглым толстым хвостиком. Севка мигом чихнул и,вытащив носовой платок, спросил:

– Это жаба?

– Нет, мопс, – ответила я, ощущая острое желание опустить наего безукоризненно причесанную голову тяжелый бронзовый торшер, – собака такая,очень хорошая.

Сева брезгливо отошел от Хуча, а Тузик присел и погладилживотное по спинке.

– Ой, Севик, – взвизгнул он, – у него шелковая шерстка,такая приятная! Попробуй.

– Вымой руки, – велел Севка, – а то сейчас курить захочешь игрязь в рот потянешь.

– У вас тоже аллергия? – спросила я, глядя, как Тузик нежнопощипывает мопсика за жирные бока.

– Только на пыль, – ответил Тузик, – вообще я люблюживотных, но дома у меня их никогда не было.

Он внезапно улыбнулся и глянул мне прямо в лицо большимиярко-голубыми глазами. Неожиданно Тузик преобразился, даже похорошел, и яневольно улыбнулась в ответ. А он ничего, во всяком случае, приятней Севки,который отшатнулся от ласкового Хуча, словно от больного проказой.

Вспомнив об обязанностях хозяйки, я заорала:

– Ира, открой две комнаты для гостей.

– Одну, – спокойно прервал Севка и, чтобы расставить точкинад i, добавил, – желательно с широкой кроватью.

– Мать, – донеслось из холла, и Аркадий влетел в столовую, –мать…

Увидав гостей, он притормозил и опомнился.

– Здравствуйте.

– Кешик, – идиотски заулыбалась я, – помнишь ли СевуЛазарева? Сына Нюши.

– Ага, – кивнул головой адвокат, – несостоявшийся папенька.

Севка хмыкнул.

– Дело давнее.

– А это Тузик, – закончила я.

– Тузик? – ошарашенно переспросил сын.

Его глаза, цвета молодой ореховой скорлупы, начали медленновылезать из орбит.

Не в силах больше сдерживаться, я хрюкнула и, старательноглядя в пол, проблеяла:

– Ну вы знакомьтесь, мне пора…

Не дождавшись ответа от Аркашки, я рванула к двери ивыскочила во двор.