- Показалось. Ты меня не так поняла. Вспомни о моемвосточном происхождении.

Он попытался отыграть назад, но получилось не очень ловко.

- При чем тут твое происхождение? Ты коренной москвич втретьем поколении. Ты, поди, и языка-то азербайджанского не знаешь.

- Ну, гены, как говорится, на помойку не выкинешь. - Онвымученно улыбнулся жене. - Генетическая память и все такое. На Востоке, когдаженщина становится чьей-то женой, другие мужчины перестают для нее существоватьв принципе, а о том, чтобы встречаться с бывшим мужем, даже речи идти не может.

- Ешь, пожалуйста, остывает же все, - в голосе Оксаныявственно послышалась досада. - Между прочим, позволь тебе напомнить, что,когда я была женой Аркадия, ты вовсе не возражал против того, чтобы я общаласьс тобой. А когда он уезжал надолго по делам, ты иногда приглашал меня в театрили в ресторан, и иногда я эти приглашения принимала. Это как, не противоречилотвоим восточным принципам?

- Сравнила! Я приглашал тебя как жену друга, которуюнужно опекать и немножко развлекать, чтобы не скучала, пока муж в отъезде. А поресторанам с Аркадием ты ходишь, когда я в Москве, никуда не уехал. Естьразница?

- По-моему, никакой. Давай я снова все подогрею, этоуже невозможно есть. Готовлю тебе, готовлю, а ты не ешь ничего. Черт знает что!

Она сердито забрала со стола тарелку с остывшей едой,переложила в стеклянную емкость и поставила разогреваться.

- Как это никакой? - не сдавался Хан, понимая, что шагсделан, пусть и неверный, но обратного хода нет, и нужно идти вперед. - Когда яводил тебя в театры и на концерты, я на тебя не посягал как на женщину.

- Ну так и он не посягает, успокойся. И потом, Хан, тылукавишь.

- В чем это, интересно?

- Ты на меня действительно не посягал, это верно, но тыменя любил. Любил и до того, как я вышла замуж за Аркадия, и после того, как ястала его женой. Ты сам это говорил.

Это было правдой. Хан любил ее так давно, что ему казалось -всегда. Всю жизнь, сколько он себя помнил, он любил только ее, Оксану. С тогосамого дня, когда она, первоклассница, села за одну парту с ним. Впрочем,возможно, он ошибался и в столь юном возрасте он ее еще не любил, это пришлопозже, но теперь, в тридцать восемь лет, он уже не мог вспомнить точно, скакого момента понял, что влюбился. Знал одно: кроме Оксаны, в его сердценикогда никого не было. В жизни его были другие девушки и женщины, и в егопостели они были, но в сердце - никого, кроме нее, единственной.

- Да, говорил, - продолжал упираться Хан, - а вот тыговоришь, что между нашими с тобой встречами тогда и твоими встречами сАркадием теперь нет никакой разницы. Это что же, надо понимать так, что он тожетебя любит? Все еще любит? Или опять любит?

- Хан, ты невыносим, - вот теперь Оксана разозлиласьвсерьез. - Я, кажется, не давала тебе повода подозревать меня в нечестности.Чего ты от меня хочешь? Чтобы я своей волей отменила тот факт, что Аркадий -отец моего сына? Я не могу этого отменить, так есть, и так оно останется.Мальчик будет встречаться со своим отцом столько, сколько нужно, и я слова нескажу против этого.

- Кому нужно? Кто это определяет? Твой Аркадий?

Ну вот, опять сорвалось. Не надо было говорить «твой»,сказал бы просто «Аркадий», и все. Так нет же! Это коротенькое словечко «твой»подействовало на Оксану как удар хлыста. Зрачки ее сузились, отчего глаза сталиказаться светлыми и холодными.

- Хан, пожалуйста, прошу тебя… Мы с тобой знаем друг другавсю жизнь. Ты любил меня, а я любила Аркадия и вышла за него замуж. Ты теперьсобираешься поставить мне это в вину?

Все. Он перешел дозволенные границы, непростительно утратилконтроль над собой и над разговором, нужно немедленно отступать.

- Прости, Ксюша, - покаянно произнес он, - прости меня.Я несу какую-то ахинею. При чем тут моя любовь к тебе и твоя любовь к Аркадию?Сам не знаю, что на меня нашло. Просто я очень привязан к Мишке, и мне больнопри мысли о том, что вот появился Аркадий - и мальчик от меня отдаляется.

- Мальчик не от тебя отдаляется, а тянется к отцу, этоне одно и то же, - заметила Оксана.

Голос ее стал заметно мягче, и Хан немного успокоился. Пустьразговор идет как угодно, только бы не выходил на тему его ревности.

Он всегда верил в магическую силу произнесенного слова.Когда Хан был еще пацаном, отец не раз говорил ему: «Не верь, сынок, когда тебебудут внушать, что мысль изреченная есть ложь. Это хорошо для глубокихфилософов, а я не философ, я - простой мент, и для меня сказанное слово - этотот крючок, уцепившись за который я могу размотать человека до последнейкосточки. Дайте мне слово, и я сделаю полноценное уголовное дело. Слово и делосвязаны неразрывно, запомни это, сынок». Отец, конечно же, кокетничал. КеримАлекперов был вовсе не таким уж простым ментом, он был великолепнымследователем, признанным мастером допроса, он умел слышать Слово, делать изнего выводы и в нужный момент вспоминать, возвращать к нему разговор изаставлять человека признаваться, если, разумеется, было в чем. Отец служил ещев те времена, когда фальсификация материалов уголовных дел не вошла в моду и нестала повсеместной практикой, он работал честно, и Хан хорошо помнил, какпросыпался по ночам, выходил на кухню попить воды и видел отца, сидящего далекоза полночь с бумагами: он готовился к предстоящему допросу, он читал протоколыи искал те Слова, которые ему пригодятся.

И Хан вырос в уверенности, что, пока Слово не произнесено,все еще можно поправить, переиначить, переиграть, но когда оно сказано - путиназад уже не будет. Больше всего на свете сейчас он боялся, что Оксана скажет:«Да, я все еще люблю Аркадия». До тех пор, пока она этого не сказала, еще естьнадежда, но если скажет - конец. Это невозможно будет поправить, это нельзябудет отменить, это будет руководством к дальнейшим действиям. Если скажет -должна будет немедленно собрать вещи и уйти. Пока не сказала - еще можетостаться с ним, с Ханом. Он не представлял, как такое может быть: сказать, чтолюбит Аркадия, и остаться здесь. Может быть, она и в самом деле любит своегопервого мужа, но хочет скрыть это от Хана и остаться. Пусть, пусть любит его,пусть все, что угодно, только бы не ушла. Только бы не произнесла страшное инеобратимое Слово.

- Какие планы на выходные? - поинтересовался Хан, чтобыкак-то сгладить возникшее напряжение.

- Аркадий хочет, чтобы мы с Мишей поехали с ним загород.

- Вы с Мишей?

Его снова охватил страх. Миша - это понятно, сын. Но зачемдолжна ехать Оксана?

- Он покупает дом, хочет, чтобы мы посмотрели. ЕслиАркадий будет там жить, то мне придется возить туда мальчика.

- И если ты скажешь, что дом тебе не нравится, он егоне купит?

Хан с трудом сдерживался, чтобы не дать прорваться злости, истарался быть ироничным.