Эрнест надеялся поработать в «Стар» летом, но в газете изъявили желание принять его на полный рабочий день с осени. Лето промчалось быстро, Эрнест очень много занимался физическим трудом, так, как никогда еще он не работал на воздухе. Почти все время он проводил на семейной ферме «Лонгфилд», на другой стороне озера, часто вместе с отцом. Они косили траву на двадцатиакровом участке, посадили плодовые деревья, перенесли старый фермерский дом и построили ледник, а также приглядывали за овощами. Билл Смит жил на той же стороне озера Валлун, где стоял «Лонгфилд», и они с Эрнестом разработали схему работ: Билл помогал собирать бобы и выкапывать картофель в «Лонгфилде», а Эрнест собирал вместе с ним яблоки и колол дрова у тетушки Чарльза. Отношения с матерью оставались холодными. Эрнест по большей части ночевал под открытым небом в «Лонгфилде», а на длинных выходных – в Хортон-Бэе и часто оставался у Дилуортов. Они с Биллом ходили на рыбалку при каждой возможности, поскольку надвигалась взрослая жизнь.

* * *

Эрнест пробудет немногим больше шести месяцев в Канзас-Сити и все это время будет работать в «Канзас-Сити стар» – быстро пролетевшие дни интенсивного ученичества – тогда, пожалуй, одной из лучших газет в стране. Канзас-Сити находится в пятистах милях от Оак-Парка, но Эрнесту, наверное, казалось, что он на другом континенте. Он в первый раз в жизни жил вдалеке от дома (не считая походов) без присмотра взрослых, и это была свобода. Здесь он начнет всерьез пить (от этой привычки он не избавится уже до конца своих дней), будет писать каждый день, кроме воскресенья, и получать за это вознаграждение и влюбится в первый раз в жизни.

Поезд Хемингуэя[7] прибыл на канзасский вокзал Юнион-Стейшн 15 октября 1917 года. Эрнеста встречал его друг Карл Эдгар (по прозвищу Одгар), с которым они познакомились предыдущим летом в Хортон-Бэе. Эдгар дружил со Смитами и был поклонником Кэти Смит, он работал в «Калифорния ойл бернер компани» и очень хотел, чтобы Эрнеста взяли в газету. Эдгар высадил Эрнеста возле большого викторианского дома дяди Тайлера Хемингуэя и тети Арабеллы на бульваре Варвик. На следующее утро дядя проводил его в редакцию «Стар» на Гранд-авеню, которая занимала целый квартал. Там Эрнеста почти сразу же отправили к Джорджу Лонгану, редактору отдела местных новостей, с которым они обсудили рабочее время (с 8.30 до 17.30), оплату (15$ в неделю) и месячный испытательный срок. Лонган, не теряя времени, передал Эрнеста помощнику редактора отдела местных новостей С. Дж. Веллингтону, которого все звали Пит. Он станет его непосредственным боссом.

Пит Веллингтон познакомил Эрнеста с фирменным стилем газеты и дал ему гранки с рекомендациями, как писать хорошо. Этот свод правил был и остается по справедливости известным даже за пределами круга поклонников Хемингуэя; сам Эрнест позднее признавался, что эти 110 параграфов оказались «лучшими правилами для писателя. Я никогда о них не забывал». Первый параграф гласил: «Пиши короткими предложениями. Первые абзацы должны быть краткими. Пиши энергичным языком. Утверждай, а не отрицай». Эрнест приводил другой пример из издательской инструкции о том, что репортеры не должны были употреблять словосочетание «серьезное ранение»: «Все ранения серьезные. [Жертва] могла, насколько я помню, получить легкую травму или опасную». Еще один параграф требовал избегать прилагательных, особенно таких, как «великолепный», «грандиозный» или «чудесный». Точно так же «хороший сленг – это новый сленг». Все эти принципы Эрнест применял на практике в Канзас-Сити и позже – внедрил в своем творчестве. Ни один писатель, говорил он, «не сможет плохо писать, если будет соблюдать их». Однако самый ощутимый эффект от работы в «Стар» заключался в том, что Эрнест стал писать быстро, емко и лаконично – и помногу.

Именно Веллингтон, которого Эрнест описывал как «строгого педанта, очень справедливого и очень жесткого», разработал знаменитые правила журналиста. Он разъяснил Эрнесту его обязанности и ответственность. За Эрнестом будет закреплен полицейский участок на 15-й улице, вокзал Юнион-Стейшн, где он должен будет высматривать и, если получится, брать интервью у приезжающих знаменитостей – даже, к его восторгу, у бейсболистов, и отделение неотложной помощи крупнейшей больницы Канзас-Сити, где «ты имел дело с несчастными случаями и выяснял подробности насильственных преступлений». Веллингтон отмечал, что Эрнест полностью «выкладывался» на работе, даже если писал заметку длиной лишь в абзац.

Город лежал у его ног; мы можем утверждать, что городской репортер, начинающий с самых низов, видел изнанку города, как и те, кто жил в сердце Канзас-Сити многие годы. Город, в котором проживало 300 000 жителей, был крупнейшим железнодорожным и сельскохозяйственным центром – идеальное место для начала карьеры амбициозного молодого репортера и писателя. Однако работа была не из легких, Эрнест познакомился не только с врачами неотложной помощи, сотрудниками похоронного бюро и полицейскими, которые были на дежурстве или расследовали преступление, но также и с проститутками, спекулянтами, жуликами, игроками, ворами и бродягами. Он с жадностью слушал истории и разговоры очевидцев, представителей властей, чиновников и с легкостью заводил друзей. Приятель, врач из центральной больницы, взял Эрнеста с собой в тюрьму, где молодой репортер наблюдал, как наркоманы получают дозу морфия при «ломке». В письме к старшей сестре Эрнест хвастался, что встречался и разговаривал с военными, сенаторами и чемпионами по боксу и что он научился «различать кьянти, катобу, мальвазию, дешевое красное вино, кларет и некоторые другие вина с закрытыми глазами». Охваченный азартом, он заканчивал письмо: «Я могу послать мэра к черту и похлопать комиссара полиции по спине!»

Пит Веллингтон отмечал, что Хемингуэй «завязывал дружеские отношения со всеми, с кем соприкасался». Эрнест подружился с Расселом Краусом, Клиффордом Найтом, Уилсоном Хиксом и Дэйлом Уилсоном. Все они стали знаменитыми профессионалами. Однако более всего на него повлиял человек по имени Лайонел Мойз – «невероятно поразительный» персонаж, по словам Эрнеста, прямо как из «Первой полосы». Пьяница, колоритный репортер и литобработчик, Мойз был ценнейшим и самым высокооплачиваемым журналистом «Стар». (Мойз увольнялся с любого места, если ему не предлагали самую высокую плату.) Его репортерское мастерство стало легендой. Однажды Эрнест рассказал, что Мойз мог держать в голове четыре статьи, одновременно звонить по телефону, чтобы получить материал для пятой, повесить трубку и изложить все пять сюжетов с огромной скоростью без запинки. Однако в других воспоминаниях о Мойзе Эрнест умалял его достоинства и говорил, что был знаком с ним поверхностно, и, конечно, совсем не восхищался им. Мойз, к примеру, похоже, никогда не работал один на один с Эрнестом над стилем – хотя он наверняка порезал многие статьи Хемингуэя. И они так и не стали друзьями, однако из грубоватых советов Мойза Эрнест извлек все, что мог. Мойз любил Твена, Конрада и Киплинга. Он говорил Эрнесту: «Ясное, объективное описание – единственно верная форма литературы». Он предостерегал от рассказчищеских трюков и какого-либо потока сознания – никаких таких штучек, без обиняков говорил он. Эрнест прислушивался к Мойзу по возможности, но чаще он был погружен в драму ежедневного репортерства. Можно сказать, что Мойз имел важное значение в становлении Эрнеста как писателя, будучи не только наставником, но и живой легендой, колоритным и блестящим чудаком – и Эрнест тоже мог стремиться к этому образу. Возможно, Мойз не был героем для Хемингуэя, зато он был образцом возмутительного поведения.