как Сэтил сделал это с сердцем Эвер. Юстин давно перестал ощущать страх и боль. Остались лишь дикая ярость и алчущая ненависть.

– Я посланник Сэтила. Его потомок и кара, которая обрушится на всех, кто посмел осквернить его память. Я истинный король, и этот трон принадлежит мне.

– Чушь, – выплюнул Юстин. – Тебе скоро конец. Народ устроит бунт, дворцовые слуги пустят слухи, и тебе придется освободить меня.

– Не сегодня завтра Эверок утонет в крови тех, кто откажется принять новую веру. – Ренрис сел на корточки перед клеткой, и кулон с аметистом, который он украл у Юстина, выглянул из-за ворота рубашки. – Мои люди уже на пути сюда. Мой клан покарает каждого, кто будет противиться моей власти.

– Ваш… кхх-кха… ваш клан будет здесь? Наемники… кха-кхх… и убийцы? – кашляя, встрял в разговор напуганный Сэльмон.

– Слышишь, Юстин? Даже твой безмозглый советник понимает, что правосудие ждет и тебя. Но пока ты мне нужен живым.

– Рыцари защитят Эверок от шайки твоих ополоумевших прихвостней.

Глубоко внутри Юстина, там, где сейчас прятались Похоть и Тщеславие, засвербела совесть. И желание спасти страну, которую он успел возненавидеть.

– Шайки? Не-е-ет… Нас больше сотни. И один мой наемник стоит десяти твоих рыцарей.

– Они схватят тебя быстрее. Поймут, что истинный король в беде.

– Пока я начальник стражи. – Ренрис ударил по металлическим наплечникам, которые носили главные рыцари. – Меня все будут слушаться. И верить в то, что наследник сильно захворал и мучается от болезни в своих покоях.

– Ты ублюдок.

– Я перерождение великого олхи. Я – кара. Я – правосудие.

Ренрис встал и, поглаживая бороду, осмотрел Юстина. Прошелся взглядом по стене за его спиной. По углам камеры. И наконец остановился на тени, отбрасываемой факелом.

– Ты до сих пор слышишь их? Они сейчас с тобой?

– О чем ты? – усмехнулся Юстин.

Но он понял Ренриса. И понял, где все это время был Гнев.

– Да так. Не бери в голову.

Не сказав больше ни слова, Ренрис ушел.

Ночью, чтобы хоть как-то согреться в студеной темнице, Юстин ногами подгреб под себя отсыревшую солому и отодвинулся от стены, стараясь не касаться холодных камней. Уснуть было сложно. Сэльмон все время то стонал от боли, то молился Эвер и гремел цепями. Юстин закрывал уши руками и мысленно звал Похоть с Тщеславием. Просил их вернуться к нему, помочь выбраться отсюда. Но они молчали. Молчали все дни, что он взывал к ним. Стоило Сэльмону заснуть – и мольбы сменились храпом. В какой-то момент сил в исхудавшем от голода теле Юстина не осталось, и свергнутый король наконец-то заснул…

Жаркая пустыня встретила Сэтила палящим солнцем и горячим ветром, который царапал кожу частичками песка. За спиной стояли охотники на змей и всматривались вдаль, пытаясь найти свою добычу. Они вместе с Ачей помогали стране выжить и каждый день выбирались в пустыню: искали оазис с водой, глиной, растительностью и, конечно же, едой. Чаще всего это были змеи. Гадюки, кобры, песчанки, шипохвосты – сотня ползучих, которых жители одарили именами, зависящими от вида мяса, кожи и яда змеи. Одних съедали, из других делали одежду, а с помощью третьих лечили болезни. Чаще всего последние носили имена лекарей, погибших после неудачных испытаний яда на себе. Мохаве, Эфа, Намиб, Гоби и другие пожертвовали собой ради жизней тысячи других. Сэтил помнил каждого. Народ чтил врачевателей, увековечив их имена, а пустыня хранила среди песков их развеянный прах.

– Мы же не просто охотимся, господин? – спросила Омбо, близкая подруга Ачи и ныне предводительница охотников.

Ее поясная сумка была набита мертвыми змеями. Как и сумка Сэтила, который уже несколько дней ходил на вылазки со змееловами.

– Ты права. Я кое-что ищу.

– Если мы уйдем еще дальше от города, то ваше любопытство покарает сама смерть. Мы похоронили в пустыне больше сотни охотников.

– Что может быть страшнее того несчастья, что свалилось на мой народ? Лишь король, который своим бездействием его погубил.

Омбо отхлебнула воды из бурдюка и оглянулась. Она оценила, насколько далеко остался город, затем подняла взгляд в голубое небо и, найдя звезду, сияющую даже днем, кивнула своему господину.

– Нам не страшен шепот пустыни, если с нами вы, господин. Только дайте знать, что искать.

Сэтил коснулся шнурка на шее и, потянув за него, достал фиолетовый камень. Аметист, который когда-то прятала покойная Ача, сверкнул на солнце и ослепил Сэтила.

– Мы ищем звезды, Омбо. Они наше спасение.

Глава 9. Далия

Всю ночь Далию мучили кошмары. Она боялась закрыть глаза и снова увидеть в темном углу слепую провидицу. Услышать ее скрипучий голос и стук костяных бус. Фантазия так разыгралась, что в тенях, которые отбрасывали на стену ее комнаты еловые ветки, Далия видела страшных чудовищ. Они покачивались, заглядывая в комнату. Тянули к Далии свои холодные руки и, стоило ей задремать, заползали на кровать. Еще чуть-чуть – и чудовища сорвали бы с Далии одеяло, оставив совершенно беззащитной. Она хотела убежать в спальню к Эвону, но боялась. Ей виделось, что стоит ей ступить на пол, как руки аскарского чудища вылезут из-под кровати и схватят ее за лодыжки. Далия молилась святой Эвер и вспоминала добрые сказки, которые читали ей перед сном родители. И Юстин. Далия не хотела видеть его лица. Не сейчас, когда ей было так страшно. Но его улыбка, кроткая и добрая, которая успокаивала ее многие годы, никак не выходила из головы. Далия пыталась разозлиться, ерзала по кровати, ища удобную позу, и била себя по лбу, коря за то, что опять думает о том, кого должна была стереть из своей памяти и своего сердца.

– Надо проветриться! – наплевав на чудовище под кроватью, которое явно было куда менее страшным, чем убийца на троне Эверока, Далия вскочила с постели и босая выбежала из комнаты.

В коридоре тоже было темно. Лишь в конце виднелся маленький огонек за длинным столом. Далия присмотрелась и увидела мальчика. Он держал свечу и вчитывался в книгу. Тихо, чтобы не спугнуть, Далия подошла к нему:

– Не помешаю?

Но не спугнуть мальчишку не получилось, и своим охом он чуть не потушил свечу. Далия вспомнила себя в детстве и улыбнулась. Она любила прятаться в библиотеке ночью, читать о принцах и благородных дамах, рассматривать рисунки на страницах и представлять, что, когда вырастет, станет похожей на героинь из любимых легенд.

– Клаги, клаги! – начал извиняться ребенок.

Он закрыл книгу и поторопился уйти, но Далия остановила его, коснувшись плеча.

– Я не прогоняю тебя. Оставайся. – Она села рядом.

Мальчик, который, кажется, был помощником на кухне, смущенно отодвинулся и уставился в стол.

– Тебя же зовут Бэйн? – Далия вспомнила разговор Эвона и Юри, подслушанный утром прошлого дня. – Я Далия, но ты и так уже это знаешь.

Бэйн непонимающе смотрел ей в рот и повторял слова, которые она говорила.

– Бэйн, йа, йа! – Он понял лишь свое имя и указал пальцем себе на грудь. – Принцеш Эверока. – Теперь он ткнул в Далию.

– Я и забыла, что ты плохо знаешь эверчанский.

– Йа изабыша, штоти шпошо хтаесшь эверчанский, – Бэйн повторил за ней.

Они засмеялись. Его искренняя детская улыбка и глаза, в которых отражался огонек свечи, успокоили Далию. Бэйн не боялся темноты большого зала, его не пугали тишина и свист ветра в щелях. Он был отважнее и храбрее, чем она. Этому Далии стоило у него поучиться.

– Ты читаешь? – Она наконец посмотрела на книгу с рецептами в его руках, припоминая, что видела ее в библиотеке.

– Нешт, – помотал головой он. – Рисшчунки. Мне нравятся рисшчунки, – указал он на нарисованные ягоды.

– А мама? Почему она не читает тебе перед сном? – спросила Далия на рэкенском языке, который был у нее так же плох, как его эверчанский.

Бэйн рассказал ей, что не знает своих родителей. Всю жизнь о нем заботились кухарки и обучали его кулинарии. Бэйн спал в кладовке и делал то, о чем просят. Обычно у него был свой распорядок. После ужина он ходил кормить скот, потом – на Незамерзающую реку за водой, а возвращаясь, отмывал все приборы, которые использовали гости. Затем Бэйн нарезал овощи для завтрака и подготавливал крупу для молочной каши. Маста не отпускала его с кухни, пока он не закончит все дела. Зато когда выдавалось свободное время, он рассматривал картинки в книжках.

– А хочешь, я завтра тебе почитаю? – Далия надеялась, что он согласится.

Ей тоже хотелось вернуться в то время,