с нескрываемым злорадством:

– Что ж это мы все один да один, а?.. Ал-Ал?.. Не надоело ли, так сказать, гордое одиночество? Скучно ведь.

– Ничуть, – ответил Алексей Алексеевич. – В моем обществе скучно не бывает. Я интересный.

– А-аха, – сказала дама, взглянув на него хоть и несколько озадаченно, но не без восхищения. Алексей Алексеевич, как бы извиняясь, развел руками, а седовласый, Алексея Алексеевича почему-то не любивший и смотревший до сих пор подчеркнуто в сторону, уставился ему в лицо круглыми изумленными глазами и даже рот открыл.

– Кстати, – экс-конфидентка легонько ухватила Алексея Алексеевича за рукав, – я заметила, что лексикон моей подруги Вас, вроде бы, скандализует…

Алексей Алексеевич не сразу понял, что речь идет о даме, которая у него ассоциировалась то ли со щукой, то ли с оккупанткой.

– …Согласна, – продолжала экс-конфидентка, – она несколько вульгарна… может быть… но, дорогой профессор, признайте, что основательный, блестящий и, разумеется, своевременный мат иногда бывает… как бы это… очень даже гламур. Шикарен, я бы сказала. Нет?.. Вы не признаете мата ни при каких обстоятельствах?.. Но это же, извините меня, лицемерие, профессор…

Пара обогнала его. Шли они определенно в бар. Алексей Алексеевич тоже ускорил шаг.

Против всяческих ожиданий, бар оказался местом невероятно приятным и уютным. Располагался он в полуподвальном помещении того самого старого корпуса, который экс-конфидентка называла гаремом. Когда, спустившись по ступенькам, Алексей Алексеевич открыл дверь, он был с порога ошеломлен царившей там атмосферой безудержного непринужденного веселья. Алексей Алексеевич с любопытством огляделся. Прямо перед ним находился пятачок для танцев. Во всяком случае, это место было битком забито прыгавшими под музыку людьми. Стойка располагалась в глубине большого помещения слева. Столики отделялись друг от друга невысокими деревянными барьерами и жардиньерками с цветами. Живыми цветами, как машинально отметил Алексей Алексеевич. Между столиками тоже танцевали люди – то ли те, кому не хватило места на пятачке, то ли просто не желавшие от своих "посадочных мест" удаляться. Впрочем, на пустующих столиках неизменно красовалась табличка с надписью “занято” – народ в баре собрался предусмотрительный.

Алексей Алексеевич, с трудом протиснувшись между танцующими, подошел к стойке, а вот просьбу его Вероника Павловна с ходу и непреклонно отвергла. Алексей Алексеевич вздохнул, выбрал, как ему показалось, наименее вредительскую смесь, и Вероника Павловна заказ приняла, как ему показалось, почему-то с явным облегчением.

– Все-таки будете лить в шампанское яблочный сок? – жалобно спросил он.

– Буду, – вздохнула Вероника Павловна.

– Ну что ж, – сказал Алексей Алексеевич с безнадежностью. – Лейте, коли так.

Взяв стакан, Алексей Алексеевич повернулся и, опершись спиной о стойку, принялся высматривать свободное место. Сделать это было нелегко. Сидящие за столиками люди были практически полностью укрыты от нескромных взоров барьерами и жардиньерками.

Вероника Павловна тронула его сзади за плечо, он повернулся, “Вас зовут”, – сказала она и показала пальцем куда-то вправо. Там у колонны, подпиравшей сводчатый потолок, размахивая руками, подпрыгивала Ольга.

За столиком, стоявшим впритык к колонне, находилась вся их компания, и встретила она Алексея Алексеевича веселым смехом.

– А, вот и наш анахорет. Явились? Пали, так сказать, под стрекалом греха, расстрига Вы этакий!

– Почему расстрига? – удивился Алексей Алексеевич.

– Расстрига и есть. Мы тут пари держали, – сказала Ольга. – Сколько вы высидите в монахах.

– Ну и кто же выиграл? – полюбопытствовал Алексей Алексеевич.

– Никто, – сказал Борис. – Вы превысили все мыслимые сроки.

– Будьте справедливы, – возмутился Нахапаров, – ближе всех оказался, все-таки, я.

– А ну-ка, мальчики, потеснимся, Юра, Боря, – командовала Ольга. – Быстренько, быстренько.

Освободившееся место оказалось рядом с Надеждой. Алексей Алексеевич опустился на него, машинально крутя в пальцах стакан.

– Что ж Вы не пьете, Алексей Алексеевич… Алексей? – сказала Ира, как оказалось, сидевшая по другую руку от него. – Разговляйтесь.

Алексей Алексеевич покосился на Надежду. Выражение на лице Надежда имела каменное, сидела, глядя прямо перед собой. С другого бока от нее сидел Юра. Рука его лежала на спинке скамьи за ее спиной, однако на эту руку Надежда не опиралась. Более того, Алексею Алексеевичу показалось, что спина ее была выгнута и даже как бы враждебно отстранялась от этой жадной и цепкой мужской руки.

– Пейте, пейте, – говорила между тем Ира, – глоточек за папу, глоточек за маму…

– Я пытался уговорить Веронику Павловну налить шампанского без… ну, в общем, чистого, – вздохнул Алексей Алексеевич. – Но, увы. Ничего у меня не вышло.

– Да что ты? – оживился Юра. – Нет у Вас, сэр, к женщинам подхода.

– У тебя есть… – с непонятной интонацией в голосе сказала Надежда.

– У меня есть, – подтвердил толстокожий Юра и устремился к стойке. – Сейчас мы это устроим.

Вернулся он с сияющей физиономией и водрузил на стол два бокала – один перед Алексеем Алексеевичем, другой перед Надей.

– Пожалуйста, – сказал он. – Вероника говорит, что это нечто особенное. Называется “брют”.

– Я тебя об этом не просила, – с той же непонятной интонацией сказала Надежда.

– Наденька, Вы несправедливы, – укоризненно покачал головой Борис. – Юра старался. Он хотел сделать Вам приятное. О, какая зажигательная музыка. Пошли, потрясемся в кружочек?

– Вы идите, – сказал Алексей Алексеевич. – А я посижу. Сделаю эти самые глоточки за папу, за маму, а заодно и за всех присутствующих.

“Эй, вы, там, наверху, от вас совсем покоя нет”, – надрывались динамики. Алексей Алексеевич пригубил шампанское. Вино и в самом деле оказалось превосходным. Ай да Юра! У кого – у кого, а у него-то действительно есть подход… к женщинам.

Из толпы вывернулся Юра. Подсел рядом.

– Надюшка пошла, по-интеллигентному говоря, припудрить носик, – сообщил он. – Ну и навел ты утром шороху. Я только-только собрался на штурм, и – на тебе! – явление Христа народу. Так ведь ничего и не получилось. Когда ты ушел, я попытался было снова, но она меня как шуганет! “Отвали, – говорит, – а то по морде схлопочешь”.

Алексей Алексеевич отрешенно пожал плечами.

– Ну, отшутился я, – продолжал Юра оживленно. – Фуй, говорю, как грубо! А еще нежная девушка. Нет бы, говорю, сказать поласковее… ну, и запел на мотив туристской песенки, знаешь, наверное:

Отвали, обормот, отвали.

Может завтра, с уходом зари

Я сама подскребу, опять

Забубенной любви искать.

Так, представляешь, она только ноздрей дернула… Ну, девка, влюбиться можно. Ты на меня без обид, что я ее у тебя, можно сказать, из-под носа увел? Если честно, я видел, как вы друг на друга еще в автобусе поглядывали. Но тут дело такое, женщины есть достояние общественное, я считаю. Кто не успел, тот опоздал, однако же ты – вперед, если что. Понимаешь, здесь это, вроде бы, как ускоренная жизнь. Приезд – рождение, знакомство