Позднее выяснилось, что Кейт забрела в общественный сад, где сидела по-турецки на клумбе с маргаритками. Ее отыскала Вафля и носом принялась тыкаться девочке в щеку, а та отпихивала бассет-хаунда. Происшествие длилось каких-то пять минут. Самое большее, десять. Эстер же показалось, что прошла вечность. И в итоге все, что произошло зимой, что она старательно хоронила в глубине себя, ожило и вернулось.

Наконец она сдалась и загуглила свое имя. Оказалось, она все еще опережает по популярности Эстер Прин[10]. Долго это не продлится. Эстер же не знаменитость: может запросто выйти на улицу и прокричать, как ее зовут, – никто и внимания не обратит. Однако в пределах тесного микрокосма – очень шумного, анонимного онлайн-сообщества – она все еще представляла интерес. Члены этого мира писали о том, что она сделала и чего не делала. Ее называли дурной матерью, и тогда хотелось напомнить всем и каждому, что она, вообще-то, даже не мать. Для всех она стала героиней, жертвой и шлюхой, но правда была такова: прошлой зимой, когда Эстер еще занималась поиском пропавших, одна женщина наняла ее отыскать своего брата Сэма, а тот оказался куда опаснее, чем Эстер могла вообразить. Теперь Сэм был мертв, а его друг Гейб отбывал пожизненный срок в федеральной тюрьме в центре Массачусетса. Всю вину – всю, до последней капли – Эстер возлагала на себя. Ей было скучно, хотелось наполнить жизнь историями других людей. Теперь женщины по всей стране хотели Гейба; стремились спасти его, защитить, помочь оправиться, и некоторые думали, что Эстер поможет связаться с ним. Писали ей. Гейб тоже писал. Письма приходили в простых белых конвертах с марками из Девенса[11], что в штате Массачусетс. Только Эстер их не вскрывала и сразу складывала в обувную коробку в дальнем конце кладовки. Моргану про них она тоже не говорила. Хватит ли ей когда-нибудь смелости прочесть эти письма или навестить Гейба в тюрьме, посмотреть ему в глаза и простить за то, что он сделал? Прямо сейчас ей не хватало смелости даже оставить Кейт без присмотра или выбрать продукты к ужину в магазине. Шажок за шажком, да?

Она открыла групповой чат и написала:

Потом выключила на телефоне звук и спрятала его в карман. С глаз долой, из сердца вон.

– Идем с тетей Эстер, – позвала она Кейт. В ответ племянница насилу оторвалась от экрана и бросила на нее сердитый взгляд. – Ты же вроде видела этот мультик? Пошли.

– Я не Вафля, – возразила Кейт.

– Нет, ты не собака, – согласилась Эстер, нажимая на пульте паузу и протягивая племяннице руку. – Но все равно идем со мной.

Они поднялись наверх и через комнату Моргана вошли в его стенной шкаф, а оттуда через дверь попали в новую комнату. Раньше тут располагалась личная квартира Эстер, ее гнездо высоко над Сомервиллом, за которое она держалась, даже когда с ними стала жить Кейт. Покатый потолок, крохотная кухня, двухместный диванчик, древний телевизор и видеомагнитофон, грязь и пыль – Эстер приходила сюда и запиралась всякий раз, когда хотела уединиться. Квартира была ее святилищем.

Но в декабре, после похищения, Морган взялся за кувалду и снес стену между квартирами.

А Эстер… Эстер сама попросила его сделать это. Настаивала, что личное пространство, убежище ей больше не нужно. Когда Морган закончил, она вынесла на улицу все личное, оставила коробку с VHS-кассетами у дороги. Сняла со стен кухонные шкафчики и выбросила диван в красно-зеленую клеточку на тротуар, где он, несмотря на объявление в интернете, простоял под дождем два дня, а после его забрал мусоровоз. Стены Эстер выкрасила в белый и постелила бежевые ковры. Финальный мазок на полотно прошлого она нанесла, повесив шторы из «Home Depot»[12]. Квартира стала просторной и настолько обычной, насколько могла сделать ее Эстер в стремлении все забыть.

Сейчас из кладовки она достала коробку с письмами от Гейба. Уселась на вершине узкой лестницы и осмелилась вскрыть один конверт. Ковер на полу все еще пах новьем. Жаль, что Морган забрал сегодня Вафлю с собой на работу: лучше бы пёсель семенил всюду за Эстер, норовя забраться к ней на колени.

– Посему ты пласесь? – спросила Кейт, присаживаясь рядышком и смахивая слезинку с щеки Эстер.

Эстер выдавила улыбку.

– Соринка в глаз попала.

Кейт взяла было из коробки конверт, но Эстер выхватила его, будто племянница могла пораниться об него, будто Гейб мог через бумагу дотянуться до нее из тюрьмы и причинить вред. Эстер захлопнула коробку, убрала подальше и написала Чарли:

Как только пришли запрошенные сведения, Эстер за десять минут пробила бывшую Чарли по базам данных. Два года назад женщина перебралась в Мэн, сменила имя и добилась судебного запрета на контакты с неким Дэрилом, который поразительно напоминал «Чарли».

Эстер набрала ему:

Отключила телефон и больше не включала весь вечер.

К тому времени, как Энни обогнула поворот к сияющему маяку, солнце уже село. Дождь так и хлестал, а тут, на открытом месте, вдоль берега, вовсю дул сильный ветер. Волны бились о гранитный пляж, и морская вода начала заполнять бухту, накрывая пристань при маяке. Довольно скоро он, как и большая часть острова, будет отрезан от внешнего мира, и до утра искать пропавшего мальчика станет небезопасно. Скоро время выйдет.

Энни остановилась, вспоминая тот день, когда было намного теплей, чем сегодня, когда приливом нагоняло лишь струйку плотной солоноватой воды из бухты. Стоящие на приколе парусные лодки осели на песчаной отмели, склонив мачты под углом в сорок пять градусов, а послеполуденное солнце палило песок вперемешку с галькой. Энни шла по илу в шортиках и паре старых кроссовок, тонула в грязи, из которой с шипением вырывался сернистый газ. Ярдах в пятидесяти от пляжа она вилами набрала в плетеную корзину бушель[13] моллюсков. Работала она быстро – штраф за нелегальную добычу устриц был тридцать пять долларов. Астрономическая сумма для Энни.

Набрав крупных раковин, она пошла вброд к берегу, но там уже сверкали голубые огни патрульной машины. Сердце у Энни ушло в пятки. Как он так быстро приехал? Откуда узнал? Энни спрятала корзину за купой прибрежных водорослей, а Рори уже шел к ней, одетый, несмотря на жару, в плотную форму. Он остановился, смерил ее взглядом – присмотрелся к грязным кроссовкам и вилам на песке.