стать интерном, Диана выбрала кардиологию. Одна из преподавателей, некая мадам Обюссон, произвела на нее огромное впечатление.

Обладающая необычайным красноречием, мадам Обюссон была примером точности и ума. Там, где другие преподаватели на своих лекциях раздражали Диану художественной размытостью или бахвальством, мадам Обюссон проявляла необычайную строгость и серьезность подхода.

Девушка вскоре заметила, что на занятиях у мадам Обюссон она испытывает не просто интерес; то, что она чувствовала, слушая ее блистательные выступления, было сродни страсти.

Невысокая рыжеволосая женщина лет сорока, с красивым импозантным лицом облекала свое миниатюрное тело в строгие брючные костюмы, что только подчеркивало сияние ее волос. Когда она говорила, ее лицо оживлялось и она становилась неотразимо привлекательной.

У Дианы вошло в привычку после лекции поджидать ее у аудитории, чтобы высказать свое восхищение. Польщенная комплиментами этой необычайно красивой девушки, преподавательница почувствовала к ней симпатию и как-то вечером предложила зайти в бар.

– Зовите меня Оливия, – сказала она после нескольких минут беседы.

– Не уверена, что сумею называть профессора по имени.

– Ну, возможно, не на лекции. Но здесь вполне можете. И потом, у меня нет звания профессора.

– Как такое может быть?

– Это долгая и довольно скучная история. В конечном счете так даже лучше. Возьмите Мишо, Сальмона, Пушара, вот у них звание есть. Полагаете, мне хочется походить на них?

Диана засмеялась.

– Но это полные нули! – заявила она.

– Я бы не была столь категоричной, – продолжила Оливия. – Скажем так: высокое звание вскружило им голову, а это не пошло им на пользу.

После чего она удачно воспроизвела торжественную и пустую речь Ива Пушара, профессора кафедры сосудистой хирургии, чем рассмешила молодую женщину до слез.

– Да, вот что происходит, когда гоняешься за почестями, – заключила Оливия. – Лично для меня куда важнее обучить хороших практиков, дать им навык точности. Меня выводит из себя та приблизительность, которую некоторые специалисты позволяют себе в нашей профессии. Если бы инженеров-ядерщиков учили так, как учат кардиологов, Чернобыль мог бы повторяться едва не каждый день. Все-таки, на мой взгляд, сердце достойно не менее серьезного отношения, чем радиоактивность, а то и более, верно?

Диана ее уже не слушала. Она не думала о Чернобыле с того дня, когда произнесла это название с целью завоевать дружбу Элизабет. Не странно ли, что на заре новой, столь важной в ее жизни дружбы, снова прозвучало упоминание о той катастрофе?

– Вас не очень интересует то, что я рассказываю, – заметила Оливия. – А почему вы выбрали кардиологию?

– Это произошло в два приема. В одиннадцать лет я решила, что буду изучать медицину, потому что встретила замечательного врача. Что до кардиологии, предупреждаю: мои мотивы покажутся вам очень глупыми.

– Продолжайте.

– На меня произвела большое впечатление фраза Альфреда де Мюссе: «Ударь себя в сердце, таится там гений».

Мадам Обюссон застыла.

– Я же вас предупреждала, – сказала Диана, очень смущенная.

– Вовсе нет. Мне кажется, это потрясающе. Я никогда не слышала столь удивительной фразы, да и такого мотива тоже. «Ударь себя в сердце, таится там гений». Альфред де Мюссе, говорите?

– Да.

– Какой ум! И какое откровение! А вы знаете, что он был прав? Это уникальный орган, совершенно отличный от всех прочих! Я понимаю, почему древние видели в нем средоточие мыслей, души и много чего еще. Я исследую сердце уже больше двадцати лет, и оно мне кажется все более загадочным и наделенным сверхвозможностями органом.

– Я боялась, что вы посмеетесь надо мной.

– Вы шутите! В кои-то веки хоть один мой студент оказался культурным человеком! Хотелось бы и мне им быть.

– Не так уж я образованна, знаете ли. Но я всегда любила читать.

– Научите и меня. Это просто невероятно: мы едва познакомились, а вы уже столько мне дали.

Вечер продолжился в том же духе. Когда Диана вернулась в общежитие, она себя не помнила: ни разу в жизни она так не восторгалась кем-либо. То, что эта выдающаяся женщина проявила к ней интерес и даже позволила поверить, что она, Диана, может чему-то ее научить, потрясло ее до глубины души. Какой же великодушной надо быть, чтобы высказать подобную мысль!

На следующий день преподавательница ей позвонила:

– Вы обедаете в столовой интернов?

– Как и вы, полагаю.

– А не хотите пообедать со мной в ресторанчике на углу?

Диана с радостью согласилась. В ресторане Оливия заказала салат, который и съела без особого аппетита. Девушка не решилась взять что-то еще и правильно сделала: от волнения она едва могла глотать.

Мадам Обюссон говорила очень откровенно. Она рассказала, как сложно женщинам в этом кругу:

– Не знаю, кто больший мачо – студент-медик или профессор.

– Это сыграло какую-то роль в том, что вы не получили звания?

– Разумеется. К тому же я родила ребенка, десять лет назад. Мне этого так никогда и не простили. Но если бы у меня не было ребенка, меня судили бы еще строже. Даже если ты преподаешь в университете, тебе никуда не деться от людей с провинциальным менталитетом.

– Вы всегда жили здесь?

– Да. Должна признаться, что я очень привязана к нашему городу. А вот Ив Пушар спит и видит перебраться в Париж. Можете представить его в Декарте[3], как он