— Серебристое? Какое-то оружие? Может, пистолет?

— Нет. Движение было очень быстрым и бесшумным, не пистолет. К тому же вспышки были очень яркими, ярче любого пистолета. С моими родителями произошло что-то неестественное. Человек этого сделать не мог.

— Что? — произнес Бен очень тихо и спокойно, и где-то в глубине леса завыл волк. Это был одиночный и длительный вскрик. Он как будто предупреждал об опасности. И ясно становилось, что этот зверь не боится людей.

— Я… может, это были они, — мягко проговорила я. — Волки.

— Волки? — переспросил Бен со смехом, но он прозвучал как-то очень странно. Резко. В нем слышался испуг. — Волки на людей не нападают.

Я глубоко вдохнула:

— Как правило, нет. Обычные не нападают. Но я слышала, что в лесу живут и непростые волки. Они похожи на людей, но не люди, они могут…

— Слышала? — перебил он. — От родителей?

— Нет, — ответила я, — папа сказал, что это всего лишь старые байки.

— Так почему ты в это веришь? Это… ну… безумие какое-то.

— Если ты чего-то не видел, не значит, что этого не может быть, — сказала я. — Я не могу вспомнить, что случилось, но помню, что видела их тела, когда Рон увозил меня. Они… они были разодраны. — Голос дрогнул, но я продолжала: — То, что с ними произошло… Люди так не поступают. Просто не могут такого сделать. И я видела это серебристое нечто, такое странное. Это был не человек. Дело в том, что все произошло совершенно беззвучно. Люди всегда издают какие-то звуки. А вот волк, непростой волк, мог бы двигаться настолько тихо.

— Даже если случилось нечто подобное, если… — Его голос дрогнул. — Если такое возможно, зачем этому существу убивать твоих родителей?

— Лес становится все меньше. Мы постоянно посягаем на его внешнюю границу. Ты сказал, что чувствуешь, что кому-то нужно это место. Если тебе больше некуда деваться, а на пути у тебя люди… — Я остановилась, всхлипнув. Если бы только моя проклятая башка работала. Если бы я могла увидеть…

— Такого просто не может быть, — сказал Бен и протянул ко мне руку. Она оказалась сильной и теплой, мне полегчало. — Эйвери, никаких следов животных тут не нашли. Только кровь. Только люди.

— Мои родители, — начала я, — они все еще… Ты чувствуешь, что они тут?

— Нет. Прости. Я понимаю, что ты по ним скучаешь, но я знаю лишь то, что тут произошло нечто ужасное. И что это еще не все. Но я буду за тобой присматривать.

Я подняла на него взгляд. Он стоял так близко и тоже посмотрел на меня. Его губы раскрылись, он дотронулся пальцами до моей щеки. Рука у него была длинная, бледная, большим пальцем он провел по моей нижней губе.

— Эйвери, — сказал он, — я не могу…

И тут он меня поцеловал.

Я ощущала в нем внутреннее сопротивление. Он противился поцелую, мне самой, я почувствовала, как он напрягся перед тем, как наши губы встретились. А потом он сдался, и мы слились в поцелуе.

Он целовал меня так, как будто я была единственной девчонкой во всей вселенной, как будто ему только и оставалось, что поцеловать меня. Как будто он не смог удержаться. Как будто я была какой-то особенной, как будто я ему небезразлична.

Он целовал меня так, будто его влекло ко мне.

А меня точно влекло к нему.

Я забыла обо всем — где я находилась, как пришел он, что сказал, все свои заботы и страхи, все. Его чувства — его желание — наполнило меня, и я увидела, как я прекрасна.

Я, простушка Эйвери, казалась Бену прекрасной. И он хотел…

Ох. Я чувствовала, что он хотел дотронуться до меня, хотел большего — этого — с того самого момента, как увидел меня. С того дня, когда мы встретились впервые, а мне показалось, что он меня почти не заметил.

— Эйвери! — Он отстранился, тяжело дыша. — Я чувствую, что чувствуешь ты, а ты…

— Да, — ответила я, — да.

Я даже не знала, что говорю, я лишь хотела, чтобы он поцеловал меня еще раз. Меня тянуло к нему. Он привлек меня к себе, и мы прижались друг к другу. Бен обнимал меня за талию, потом опустил руки ниже, еще крепче прижимая меня к себе, а я поддавалась, льнула к нему, и мы медленно опустились на пол, не переставая целоваться. Мы начали несмело ласкать друг друга, поглаживать. Шею. Плечи. Руки.

Когда я до него дотронулась, он вздрогнул, а я…

Я просто таяла от его прикосновений.

Меня раньше никто не целовал. Я даже не представляла, каково это — быть с кем-то, но теперь я поняла, что влечение к другому человеку может заставить тебя забыть обо всем, потому что это было не просто приятно. Мне казалось, что внутри меня зажглось солнце. Бен прижимался ко мне бедрами, а я льнула к нему, изнывая от желания, обнимая его, слыша его неровное дыхание, когда он целовал меня в шею, а потом вернулся к моим губам.

Он запустил дрожащие руки мне под рубашку, и я изогнулась, чтобы принять его ласку. Я хотела его и гладила его сама, ощущая сквозь одежду теплоту его тела, а потом тоже осмелилась залезть к нему под майку.

Кожа у него оказалась нежная, тело — мускулистое. Я гладила его крепкий живот, мощную спину. Он застонал, и тогда я задрожала. Его пальцы добрались до моего бюстгальтера, и я жаждала его прикосновений, мне хотелось, чтобы он меня гладил, мне так многого хотелось, я…

Мои руки поднялись по его спине, скользнули вверх, к лопаткам. Он напрягся, нервно вдохнул и попытался остановить меня дрогнувшим голосом:

— Эйвери.

Но было слишком поздно.

Мои пальцы уже добрались до выемки между лопатками. Мне хотелось провести рукой по его позвоночнику, а потом прижать его к себе поближе, касаться его и касаться. Целую вечность.

Но между лопаток я нащупала волосы. Небольшой треугольничек шириной в два пальца. Невероятно нежный пушок, как волосики у ребенка. Но это были именно волосы. Не детские, что-то другое.

Что-то нечеловеческое. Размер и форма пятна…

Я в ужасе отдернула руку. У Бена искривилось лицо. Рот открылся, словно ему сделали больно.

— Эйвери, — прошептал он, а я посмотрела на свою руку.

На прилипшие к ней волоски.

Коротенькие, как шерсть животного.

Серебристые, как у волка.

Я поползла от него, отталкивая его руки, но все же я сидела на полу, а он был так близко, и…

Что он собой представляет?

— Это не то, что ты думаешь, — сказал Бен, как будто знал, что именно я почувствовала, и я поняла…

Тогда я поняла, что он действительно знал. Не потому, что он сам мне об этом сказал, а потому, что я чувствовала, что чувствовал он, когда до меня дотронулся. Весь водоворот его ощущений передался мне.

— Редкое кожное заболевание. Я удалю эти волосы, как только накоплю денег, — сказал он. — Вот и все.