Теперь важный пункт – гастрономический. С Маллем едет личный повар-англичанин – лучшие бифштексы Западной Европы ему обеспечены. Секретарь – выпускник Сорбонны. Австриец». Собаководство. Собаководство.

Пронин поднял телефонную трубку и набрал номер.

– Кирий, ты? Срочно. Перепиши клубы филателистов и центры собаководства по маршруту Малля. Наши, советские. Да, и филофонистов поищи. Это те, которые собирают патефонные пластинки, понял? У них там что, узнай, – клубы, общества?.. Записал? Еще узнай программу Московского театра оперетты на время пребывания этого господина в столице. Не забудь досье на солисток. И предупреди главрежа. Записал? Все в одну папку – и ко мне.

Вечером капитан Кирий доставил на квартиру Пронина объемистую папку с запрошенной информацией. Работа продолжалась до поздней ночи, несмотря на энергичные усилия Агаши заставить Пронина лечь спать. Ближе к утру можно было наблюдать следующую картину: несколько пустых стаканов в подстаканниках стояли на письменном столе майора. В каждом из них подсыхал ломтик лимона.

Пронин молча листал бумаги. Наконец снял очки, потянулся за очередным стаканом и торжественно произнес:

– Оперетту мы поручим Лифшицу!

После этого откинулся на спинку кресла и проспал так больше часа. Проснувшись и приняв душ, Пронин вызвал Лифшица.

Михаил Самуилович Лифшиц, работавший в команде Пронина уже более десятка лет, отличался одним прекрасным для подчиненного качеством. Поручения он исполнял ревностно. Приказ Ивана Николаевича был для него законом. Если бы потребовалось, он без колебаний направил бы на решение поставленной задачи силы всей страны. И Пронин ценил это качество Лифшица, несмотря на известную прямолинейность Михаила Самуиловича в выборе методов работы.

Лифшицу поручалось найти наиболее подходящую оперетту из репертуара московской труппы. Рассчитать до мелочей сценарий действий и придумать душераздирающую операцию, которую Пронин назвал старинным театральным словом «Вампука». Душераздирающей она должна была быть потому, что любой честный театрал умер бы на месте от разрыва сердца, если бы узнал, что не только значительная часть зрителей на спектакле должна была быть сотрудниками известных органов, но и немалое число тех, кого Малль увидит на сцене, совмещают служение музам со служением Советской Родине (как это говорится в воинской присяге)!

Вечером того же дня Лифшиц был вызван к шефу на доклад.

– Рассказывай, до чего додумался, – обратился Пронин к Лифшицу, нацепив на нос очки – приобретение последних месяцев. Лифшиц широким жестом открыл папку и начал свой доклад:

– Мною проверено девять оперетт советских и зарубежных авторов, – после этих слов Михаила Самуиловича Пронин ухмыльнулся. – Я остановил свое внимание на «Сильве». Знаменитая классическая оперетта, на нее легко будет заманить Малля. И сцены там для него подходящие. Пятерых наших ребят начали готовить для массовки. В виде венских зевак-аристократов. Солирует одна оч-чень пикантная меццо…

– Зеваки-аристократы – хорошо, – перебил докладчика Пронин, – это просто подарок судьбы. Но почему «Сильва», Миша? Ты слыхал речь товарища Жданова? Что у нас, своих оперетт, что ли, нет? «Сильву» Малль и в Вене может послушать, с настоящими венцами в массовке. Он, я думаю, ее уже и слушал раз десять.

Лифшиц обиженно покраснел:

– А что вы предлагаете, Иван Николаевич?

Пронин снял очки:

– Дело поручалось тебе. Большим умникам и знатокам классики могу посоветовать обратить внимание на матросские оперетты товарища Дунаевского. Там, правда, ни аристократов нет, ни зевак, но под развеселую матросню твоих хлопцев загримировать легче.

Лифшиц молчал.

– Ты понял меня? К тому же, Миша! Неужели Малль пропустит премьеру первой послевоенной оперетты самого Дунаевского, о котором на Западе разве что легенды не ходят? Они ведь не понимают нас, не понимают наш народ, не понимают кумиров нашего народа. Им это ин-те-рес-но. Им это у-ди-ви-тель-но! А еще удивительно, что по всей Москве расклеены объявления о премьере оперетты, в которой фигурируют такие заманчивые для капиталистов всех стран и народов тельняшечки, брючки клеш и ленточки, а ты… «Сильва»! Ты что, не любишь оперетты из жизни матросов, этих истинных пролетариев моря?

– Так точно, не люблю, – грустно согласился Лифшиц и, увидев изменившееся лицо Пронина, быстро добавил: – Я вообще оперетты не люблю… Меня больше марши революционные воодушевляют. Вот это: «По военной дороге шел в борьбе и тревоге!» – запел Миша.

– Трогательные революционные марши я тоже люблю, Михаил Самуилович, но ты уж уважь товарища Жданова и проведи операцию «Вампука» именно 22 сентября, когда самые достойные и удачливые представители советского народа соберутся на премьере новой оперетты автора «Веселых ребят» и песни «Широка страна моя родная». Малля мы на нее и заманивать не будем. У него, скажу тебе по секрету, как сослуживцу, даже ложа в театре заказана. Еще из Швейцарии. Так-то.

Вечером Пронину позвонил товарищ Аристархов из Министерства иностранных дел. По его сведениям, личный друг Малля – чрезвычайный и полномочный посол Швейцарии – будет сопровождать дорогого гостя во всех его поездках по СССР.

– Товарищ Пронин, вы понимаете важность этого факта?.. – очень настойчиво спрашивал мидовец.

– Кое-что в своем деле мы понимаем, – огрызнулся Пронин.

Аристархов на другом конце провода и бровью не повел:

– Я имею в виду, что особое внимание товарища Сталина обращено на безопасность зарубежных послов в Советском Союзе.

– Контрразведчики не только это знают, но и готовы отдать свои жизни для реализации пожеланий товарища Сталина, – отрезал Пронин, размышляя: «Или этот сукин сын меня провоцирует, или они там совсем распоясались после войны. А вообще у работников МИДа не принято упоминать имя Сталина в телефонных разговорах. Странный он, этот Аристархов».

Но в чем-то этот дипломат был прав: высокопоставленный швейцарец портит нам всю игру. Если одного Малля изолировать легко, то двоих – практически невозможно. Действия «особой охраны» станут слишком заметны. Пронин уже не сомневался, что ему придется принять в грядущих событиях активное участие. Но в какой роли выступить?

Да, вот и Ковров снова вызывает. Можно не сомневаться, он будет говорить то же, что и этот Аристархов… Разве что с меньшим ехидством. Теперь головной боли у генерала прибавится. Он и от одного упоминания о Малле раскричался как укушенный. А уж теперь в эпицентре грядущих событий может оказаться еще и чрезвычайный посол. Но сначала, решил Пронин, он досконально изучит досье представителя зарождающейся на наших глазах Организации Объединенных Наций.

А завтра вечером – последняя и решительная встреча с перерожденным Элорантой.

«Все-таки завод имени Молотова выпускает отменные автомобили», – думал Пронин, исхитрившись вытянуть ноги, сидя на заднем диване. Они выехали с Лубянки.