Когда машина остановилась перед только что открывшимся баром, Стерлинг одарила нас косой улыбочкой. Этот бар считался наиболее тихим в нашем городке – там обычно собирались дружеские компании, чтобы немного выпить и провести пару часов за веселыми разговорами; в такого рода заведениях не приходилось перекрикивать бьющую по ушам музыку или вопли толпы других клиентов. Я направила Стерлинг к полуприватной кабине в углу салона, а Эддисон пошел к барной стойке сделать первый заказ и предупредить барменов, что в итоге мы отвезем ее домой.

– Сама не понимаю, отчего я грущу, – внезапно заявила она к началу третьего часа, – ведь я даже счастлива-то с ним не была.

– Тогда почему ты собралась за него замуж? – спросил Эддисон, сдирая влажную, скособочившуюся этикетку со своей бутылки пива.

– Моя мама была на седьмом небе от счастья, когда он попросил моей руки. Он сделал предложение в ресторане, пригласив туда наших родителей, и все таращились на нас… пафосное получилось зрелище. – Стерлинг хмуро взглянула на свою блестящую рюмку с синим ликером и залпом выпила ее, не поморщившись. – В общем, понимаете, я почувствовала, что не могу отказать ему во всеуслышание. К тому же наши матери так обрадовались, сразу начали строить грандиозные планы, и всякий раз, когда я пыталась поговорить об этом, уверяли меня, что это просто нервы, что для невесты естественно беспокоиться и что я просто… Все остальные были ужасно рады, и я подумала, что, может, просто сама пребывала в заблуждении.

Очередной поднос с рюмками «Кюрасао» и бутылками пива дополнился тремя стаканами воды, поскольку мы не стремились напоить ее до смерти.

– Он заявил, что если я поеду в Вирджинию, то поеду одна, и я сразу испытала грандиозное облегчение, – продолжила Стерлинг немного позже, будто и не заметив, что минут двадцать или тридцать мы потягивали напитки в компанейском молчании, – словно проблема наконец обрела такую реальную весомость, что я сумела заметить и ее саму, и ее причину, и никто уже не мог мне сказать, что я ее выдумала.

– Но потом они подумали, что тебе стоило бы остаться, и тогда все будет по-прежнему хорошо? – предположила я.

Элиза кивнула с несчастным видом.

– Но почему же мне так грустно?

Поскольку всегда грустно осознание того, насколько высока цена, – впервые осознавая, какой высокой цены требует от нас эта работа, мы долго страдаем, сердце кровоточит неделями, месяцами… естественно, это повод для грусти.

– Потому что те двери закрылись, – не собираясь озвучивать свои мысли, ответила я, – и нам еще может не хватать того, что осталось по другую сторону, даже если мы сами предпочли уйти.

– У меня еще осталось то шикарное платье. Он настоял, чтобы я сразу забрала его.

– Если ты уже потратила кучу долларов на платье, то вряд ли запросто выбросишь его, – предположил Эддисон. – Он понял, что особой радости ты не испытывала.

– Мне сжечь его, что ли?

Эддисон почесал затылок. Кудри его темных волос курчавились сильнее обычного. Ему явно пора стричься.

– По-моему, ты поступишь с ним так, как захочешь. Сожжешь, выбросишь или сохранишь для иного реального события.

Стерлинг, разинув рот, в крайнем возмущении уставилась на него; я впервые видела ее в таком потрясенном состоянии.

– Кто же хранит наряд для другой свадьбы?! – Свое потрясение она попыталась выразить шепотом.

Очевидно, ей это плохо удалось, поскольку бармен изумленно поднял брови и взглянул на нашу компанию.

– Но разве не к этому полагается стремиться? Принять все меры, чтобы опять облачиться в него?

– Это же наряды невесты!

Брэндон принялся за новую кружку пива и, не обращая внимания на прилипшую к верхней губе пену, подмигнул мне. Сообразительный, стервец.

– А разве не все свадебные наряды одинаковы? – с невинным видом поинтересовался он.

– Нет, они… ну зачастую бывает, на самом деле, но…

И Элиза пустилась в беспорядочное, но довольно связное повествование о мировой истории свадебных нарядов и традиций – чемпионского уровня занудство, которое она старалась упорно, весьма упорно не проявлять на работе, поскольку, помимо нашей команды, никто не воспринял бы ее серьезно. Когда Стерлинг перешла к жестокой хватке свадебной индустрии, Эддисон незаметно освежил пивом ее опустевшую пинтовую кружку.

Около шести вечера, когда мы с Элизой, сидя бок о бок напротив него, доедали остатки огромного блюда с закусками, он вдруг нацелил на нас куриное крылышко.

– Мы все согласны, что я долго продержался, поэтому в заключение могу спросить: какой смысл, черт возьми, имеют надписи на этих ваших футболках?

Стерлинг разразилась взрывами радостного, безудержного смеха, вызвав ответные улыбки половины бара. Я скромно усмехнулась и глотнула своего джина с тоником. Мы приоделись в простые белые футболки с накорябанной на груди надписью: «Я пережил ужин с Гвидо и Сэлом» – сувениры от трапезы, которая не поддается никаким объяснениям или толкованиям. Эддисон будет вечно жалеть, что улизнул с того ужина в Нью-Йорке в начале лета.

Около восьми вечера на Стерлинг вновь накатило слегка слезливое настроение. В Денвере уже минуло шесть часов той, другой жизни, где к нынешнему моменту она уже стала бы миссис Домостроевский Кретин. И плакала-то она не о том кретине, а скорее от окончательного осознания того, что жизнь ее приняла совершенно неожиданное направление. Можно создавать образы будущего, планировать жизнь, а потом вдруг все переворачивается вверх дном и вас захватывают сногсшибательные перемены, причем вы даже не в состоянии осознать их, пока реально не продвинетесь по этой грядущей дороге. Я обняла ее за плечи и покрепче сжала их, и Эддисон, явно испытывая неловкость, безмолвно извинившись, счел за лучшее тихо выйти из-за стола.

Естественно, так всем будет только лучше. Общение с плачущими людьми не относилось к числу его талантов, но он оказывал поддержку иными, не менее значимыми способами.

И вот Брэндон вернулся с целой плошкой жареных грибов, которые сам терпеть не мог, но Стерлинг их обожала. Шмыгнув носом, она нацепила на вилку гриб, робко улыбнувшись, и мы тактично не заметили легкого румянца, залившего щеки Эддисона.

Немногим позже десяти мы с ним, поделив затраты между собой, расплатились по счету, присовокупив вклад Вика в качестве чаевых для тактичных барменов и официантов, которые, откликнувшись на наши выразительные жесты, перестали обращать внимание на нашу компанию. Стерлинг, привалившись к моему плечу, хлопала сонными, но любопытными глазами и порой издавала тихие смешки без всякой видимой причины. Она являла собой очень домашний, веселый тип сильно выпившей особы, источающей умеренную нежность.

Доехав до Эддисона, мы перенесли наши сумки в мою машину, вручив нашему очаровательно подвыпившему агенту бутылку воды для очередного короткого путешествия. В мои обязанности на грядущую ночь входило обеспечение ее обильным количеством воды, которое она сможет выпить, не испытывая тошноты, чтобы к утренней работе прийти в более-менее приличное состояние. Элиза сражалась с крышкой, пока Эддисон не помог ей с этим, за что она наградила его веселым благодарным щебетом и, присосавшись к горлышку, вылакала три четверти бутылки.