Теперь «Алмазная россыпь Карлайлов» перекочевала в тайник Евангелины вместе со шкатулкой, в которой бережно хранилось церковное свидетельство о рождении Кэтрин. Каждый год Евангелина и Джеффри отмечали восемнадцатое октября и первое декабря как дни рождения и смерти Кэтрин. Евангелина могла сидеть перед этим портретом часами в кресле-качалке, уносясь в воспоминаниях сквозь времена и расстояния. Воспоминания перемежались с молитвами, выстраиваясь в своеобразную заупокойную мессу.

Джеффри знал о существовании тайного святилища, но никогда не заводил о нем разговор, щадя чувства своей жены.

В этом ноябре исполнялось пятнадцать лет со дня свадьбы Джеффри и Евангелины, и они решили отметить это событие, пригласив на праздник всех своих друзей. Собственно говоря, идея принадлежала Джеффри, которому хотелось хотя бы ненадолго оторвать жену от невеселых мыслей. Предполагался праздничный обед и настоящий бал на всю ночь, с танцами и фейерверком.

Разумеется, Эдвард и Лорелея также получили приглашения. Графиню не слишком прельщало трехчасовое путешествие до Четэма, но поначалу она согласилась приехать.

В свои пятьдесят Лорелея все еще была хороша, хотя и смертельно боялась, взглянув однажды утром в зеркало, увидеть на своем лице признаки приближающейся старости. Она тщательно следила за собой и никогда не выходила из спальни, не убрав волосы в красивую прическу и не нанеся на лицо грим, делать который она была большая мастерица. Пробивавшуюся в волосах седину она регулярно подкрашивала, отчего ей казалось, что время не властно над ее молодостью и красотой.

Однако, когда пришло утро их отъезда в Четэм, Лорелея неожиданно заявила Эдварду, что у нее сильнейшая мигрень и поехать она не сможет.

– Поздравь их от нас обоих, любимый, – слабым голосом попросила она Эдварда, – а назавтра я, быть может, смогу присоединиться к вам.

Эдвард согласился и поехал в Четэм в одиночестве – если не считать, разумеется, слуги и кучера. Примерно через час пути Эдвард вдруг вспомнил о том, что забыл дома подарок, приготовленный для Евангелины и Джеффри, – редкостную старинную вазу из китайского фарфора. Он приказал кучеру развернуться и поехал обратно, к дому.

Старший дворецкий, Вильсон, увидев хозяина, заметно смутился и произнес, запинаясь на каждом слове:

– О… это вы… Вы вернулись, милорд? Что-то… Что-то случилось?

– Забыл подарок для брата и его жены, – ответил Эдвард.

Он взял со стола упакованную вазу и добавил, протягивая пакет Вильсону:

– Отнесите это в мою карету, а я схожу проведаю жену.

Вильсон взял пакет дрожащими руками, едва не выронив вазу на пол, и испуганно прошептал:

– Но, милорд, графиня просила… Просила ее не беспокоить.

Эдвард развернул старого дворецкого лицом к двери и сказал, направляясь к лестнице, что вела на второй этаж:

– Успокойтесь, Вильсон. Я знаю привычки своей жены, особенно когда ей нездоровится. Обещаю не будить ее, если она спит.

Подойдя к спальне жены, Эдвард услышал доносящийся из-за двери смех Лорелеи. Ей вторил низкий, явно мужской голос. Эдвард поспешил укрыться в оконной нише за портьерой, чтобы посмотреть на того, кто появится из спальни его жены.

Это оказался молодой человек со встрепанными волосами. В дверном проеме появилась и сама Лорелея в прозрачном розовом пеньюаре. Она страстно поцеловала юношу на прощание и закрыла за ним дверь. Молодой человек поправил прическу и направился к лестнице, насвистывая на ходу что-то веселенькое.

Когда шаги незнакомца стихли, Эдвард покинул свое убежище и решительно распахнул дверь спальни. Лорелея сидела перед зеркалом и причесывалась.

– Бездушная тварь! – накинулся на нее Эдвард. – От меня ты требуешь преданности, а сама ведешь себя как портовая проститутка!

– А я и не обещала быть верной тебе до могилы, – спокойно ответила Лорелея. – Это ты обещал. Хочешь подать на развод? Пожалуйста. Только помни, что в соответствии с нашим брачным контрактом ты не получаешь при этом ничего. И вообще я не понимаю, на что ты жалуешься? Я дала тебе все: деньги, дом, графский титул, наконец. Забыл, кем ты был, пока не женился на мне? Никем! А сейчас отправляйся к своему брату. У тебя есть несколько дней на то, чтобы успокоиться и хорошенько обо всем подумать.

Лорелея провела пару раз по волосам деревянным гребнем и добавила:

– Если ты хочешь остаться моим мужем, ты должен будешь навсегда забыть о том, что сегодня случилось. Станешь изводить меня упреками – я тебя брошу. А теперь убирайся прочь. Ванна стынет. Ты меня задерживаешь.

Эдвард продолжал стоять неподвижно, словно статуя. Лорелея отвернулась к зеркалу и снова принялась расчесывать свои локоны. Эдвард смотрел на нее остановившимся взглядом, борясь с подступающей тошнотой, и, только услышав в коридоре приближающиеся голоса горничных, сумел перебороть себя и выбежал из спальни.

Дрожа всем телом, вне себя от гнева, он прыгнул в карету и отправился в Четэм-Холл – второй раз за это злосчастное утро.

К тому времени, когда Эдвард добрался наконец до Четэм-Холла, все гости уже ожидали в гостиной приглашения к праздничному столу. Войдя в комнату, Эдвард раскланялся со всеми, кто был ему знаком, и взял с подноса бокал вина. В дальнем конце гостиной он увидел Евангелину и Джеффри, которые были поглощены разговором с Грейсонами.

«Как же она прекрасна, – невольно подумал Эдвард, – и насколько иначе могла бы сложиться моя жизнь, выйди она тогда замуж за меня, а не за Джеффри».

Кто-то тронул его за рукав, Эдвард обернулся и утонул в сиянии огромных изумрудных глаз.

– Добрый вечер, дядюшка Эдвард. А где тетушка Лорелея?

В присутствии Виктории Эдвард всегда чувствовал себя неуютно. Она была прелестной девушкой, но порой Эдварду казалось, что племянница умеет читать его мысли.

– Добрый вечер, Виктория, – ответил Эдвард, целуя ее в щеку. – Тетушке Лорелее нездоровится, так что мне пришлось приехать одному. Ты не откажешься сесть за столом рядом со мной?

Как раз в эту минуту всех пригласили обедать, и Эдвард, не дожидаясь ответа, подхватил Викторию под локоток и повел в столовую. Вместе с ними туда потянулись и остальные. Наблюдая краешком глаза за шагавшей рядом с ним Викторией, Эдвард мысленно повторил себе:

«Будь осторожнее с этой малышкой, приятель. Проявляй к ней больше интереса, и тогда ей вскоре наскучит твоя игра и она, быть может, оставит тебя в покое».

Прежде чем они уселись за стол, к ним подошел Джеффри, крепко пожал Эдварду руку и сказал:

– Добро пожаловать, Эдвард. А где Лорелея?

– Жена захворала и, к сожалению, приехать не смогла. Но я не унываю, потому что Виктория любезно согласилась составить мне пару на сегодняшний вечер, за что я ей премного благодарен.