— Леди Рейвен. — Исключительно деловой тон заставил едва ли не вытянуться по струнке.

— Да, ваша светлость?

— Вы хотите вылететь из департамента?

— Нет, ваша светлость.

— Тогда помолчите.

— Да, ваша светлость.

Я выпрямилась с дивно торжественным лицом и заметила, как уголки мужских губ дрогнули в невольной и быстро задавленной улыбке. Кьер взял бокал, покачал его в руке и отставил в сторону, положил на стол сцепленные в замок руки.

— Эрилин, это не шутки. Я знаю, что ты привыкла все свои проблемы решать самостоятельно, но тебе сейчас надо понять, что не все их самостоятельно можно решить. Воришку с ножом из Черного округа не остановит твой очаровательный вид или меткое слово. Как оно не остановило виконта. Я понимаю, что ты выбрала для себя занятие и не отступишься, и не собираюсь тебя отговаривать. В конце концов, именно этим ты меня в первую очередь и восхитила. Но я просто хочу создать хоть какие-то гарантии того, что ты при этом не свернешь себе шею.

Я протянула руку и положила пальцы поверх мужских ладоней. Погладила шершавую кожу.

— Я понимаю. Спасибо.

И я действительно понимала. Причем понимала гораздо больше, чем следовало бы.

Когда я подъехала к дому, все огни в нем еще ярко горели. Что неудивительно — слишком засиживаться у герцога я не стала. А вот тот факт, что семейство всем составом высыпало встречать меня в холл, порядком озадачил.

— Ну наконец-то! — Маменька всплеснула руками и закатила глаза.

— Что-то случилось? — ошеломленно поинтересовалась я, стягивая печатки, шляпку и отдавая их Марианне. — Извините, у нас происшествие и полный аврал. Надеюсь, вы поужинали без меня?

— Тебя дожидаться — с голоду можно помереть, — буркнул Грей, правда, почему-то с донельзя довольным выражением лица.

— Случилось! — категорично заявила виконтесса и, взяв меня под локоть, потянула в гостиную. — Но Грей отказывается рассказывать, что именно, пока мы не соберемся всей семьей! Я уже два часа страдаю от любопытства! Между прочим, я говорила, что твоя работа приносит сплошные неудобства и никакого, даже морального вознаграждения!

Я сладко улыбнулась маменьке, привычно пропуская ее монолог мимо ушей и не делая попыток превратить его в диалог. Хотя насчет вознаграждения мне было бы что сказать! По крайней мере, малахитовые бусы, которые сейчас украшали шею виконтессы, были куплены с моего первого жалованья. И непохоже, что этим вызывали у маменьки отвращение…

Леди Рейвен чинно опустилась на диван, дернув меня вместе с собой, расправила складки платья (незаметно — и моего в том числе) и сложила ладони на коленях, приняв вид важный и внимательный.

Отец устроился в любимом кресле, а брат так и остался стоять, сияя как начищенный толл. Выдержав значительную торжественную паузу, он произнес подрагивающим от радости голосом:

— Позвольте представиться! Лорд Грей Рейвен, лейтенант пятого взвода четвертой роты Карванонского полка!

Маменька ахнула, папенька застыл с ошеломленным и одновременно счастливым выражением на лице, а Грей смотрел на нас ликующим взглядом, и таким счастливым я не видела его еще никогда в жизни.

— Боже правый, — мама промокнула глаза платочком и тут же распорядилась: — Это нужно отметить! Марианна! Марианна! Шампанского подай, немедленно!

Пока горничная бегала за бутылкой и бокалами, пока разливала, Грей, выпятив грудь, вещал о том, что он знал — знал! — что его усилия будут вознаграждены по достоинству. Что он не зря трудился не покладая рук на благо короны! И что есть в этом мире справедливость.

В продвижении Грея по службе было и впрямь что-то сравнимое с чудом. Все те, с кем он начал служить, уже давно получили новые чины, а некоторые уже и по паре раз, только сын опального виконта продолжал с упорством топтаться на месте, вкладывая в службу всего себя и пытаясь доказать всем окружающим, что он — достоин. Что его семья верна короне и готова служить ей, не щадя своей жизни. Вот только никто из командующих не готов был взять на себя ответственность поощрить юного лорда. Недели три назад Грей вообще пришел домой мрачный как туча: один из командиров по-дружески посоветовал ему подать в отставку. По той простой причине, что здесь он признания своих заслуг не найдет. И тут на тебе, такая приятная неожиданность!..

И на фоне сегодняшних разговоров и с Томасом, и с Кьером меня вдруг посетила одна мысль.

В чудеса я давно не верила, а вот в то, что могущественный человек, приближенный к королю, мог замолвить словечко, и юному офицеру дали повышение и шанс проявить себя — очень даже.

Ах, герцог, опять вы меня обхитрили, подсунув непрошеный подарок!

Как бы там дальше с нами ни было, как бы все ни сложилось — но спасибо тебе, Кьер, герцог Тайринский, за сегодняшнее счастье моего брата. Может быть, тень твоей поддержки и поможет ему вырваться из ямы дурной репутации рода и построить эту клятую военную карьеру, раз уж он так ее хочет!

Впрочем, все мое умиление смыло в мгновение ока, когда брат повернулся ко мне и поинтересовался:

— Мне и жалованье повысили в два раза! Эрилин, может, ты теперь бросишь наконец свою работу? Мы с отцом вполне сможем вас содержать!

Взгляды всех присутствующих обратились на меня практически с надеждой. Даже в глазах отца мелькнуло что-то такое, правда, есть подозрение, что он желал не столько моего расставания с должностью, сколько расставания с тем, кто мне эту должность дал. Впрочем, аргумент на подобное заявление у меня заготовлен давно.

— А бриллианты? — нарочито капризно поинтересовалась я, пригубив шампанское. — Твоего жалованья хватит на бриллианты?

— Н-нет, — запнувшись, отозвался Грей и даже слегка порозовел.

— Ну вот когда будет хватать, тогда мы и вернемся к этому вопросу!

Маменька закатила глаза и поджала губы. Братец тяжело вздохнул, видимо, мысленно испросив Господа, за что ему такое наказание, отец только дернул уголком губ, задавив улыбку. А когда шампанское закончилось и мы вознамерились расходиться каждый к себе, он вдруг посмотрел мне в глаза и произнес негромко:

— Эрилин, на два слова.

И под громкое ворчание «Опять у них секреты от бедной, больной, никому не нужной женщины!» я проследовала за отцом по коридору. В отцовском кабинете пахло бумагами, чернилами и немного сигарами — виконтесса просила не злоупотреблять, и папенька послушно не злоупотреблял, утешая себя контрабандной бутылочкой хорошего коньяка, спрятанной за собранием сочинений известного экономиста Вильяма Дорлема. Впрочем, я подозревала, что маменька о бутылочке прекрасно осведомлена, но в коньяке видит меньше вреда, чем в сигарах. А то и сама иногда потихонечку «употребляет» вместо капель.

Мысли эти, неожиданно теплые, вдруг дали мне понять, что по отцовскому кабинету я соскучилась. И вообще — по отцу. По его незримой поддержке, по доброму слову. И мне очень не хватало бесед наедине в маленьком, но знакомом до малейшего книжного корешка кабинете.