Мэтт встряхнулся, отгоняя грустные воспоминания. Пенни молчала, ожидая ответа.

– Когда мне было двенадцать, мама устроилась домработницей – где-то за пятьсот миль от города Перт, – начал он. – Там жил восьмидесятилетний холостяк Сэм Харридей. Он много лет работал на ферме родителей – но годы дали знать о себе. Так что мы отправились к нему. Она надеялась, что уж там-то все точно будет в порядке.

– В каком смысле?

– Простите, я говорю загадками. В маминой жизни не все было ладно.

Пенни снова замолчала – тщательно подбирая слова. Видимо, она поняла, что Мэтту не хочется продолжать разговор, потому что деликатно ответила:

– Хорошо для нее. Но так далеко. Вам было двенадцать? Как же вы ходили в школу?

– Это была «Школа по радио»[4]. – Мэтт улыбнулся, вспомнив себя в том возрасте. – Не то чтобы я был очень прилежным учеником. Но в ферму я влюбился с первого взгляда. А Сэм… – Он задумался на миг. – Сэм сумел меня почувствовать. Он видел, как мне хочется научиться фермерству, и не упустил момент.

– Но… – Пенни нахмурилась, пытаясь разобраться. – Эта ферма не его?

– Нет, – пояснил Мэтт. – В двух словах, когда мне было пятнадцать, мама влюбилась в какого-то байкера, который потерялся и попросил его приютить. Потом она поехала за ним в город, но Сэм позволил мне остаться. Я учился со «Школой по радио» до семнадцати лет и параллельно к тому возрасту освоил почти все, что должен уметь фермер. Я обожал дом, землю – и Сэма. Он умер, когда мне было двадцать два, и оставил все мне. – Он пожал плечами. – Мы завидуем тем, кто получает наследство, но не осознаем, что обычно приходится пережить вместе с этим, – потерю близкого человека.

– Мне жаль.

– Сейчас боль уже поутихла, и я понимаю, что Сэм ушел, когда настал его черед.

Мэтт помолчал, думая о старике, которого так полюбил, позволяя себе вспомнить боль потери человека, который дал ему понять, что такое – когда ты кому-то нужен.

– Ну, в общем, так я получил ферму, – произнес наконец он, отгоняя мрачные мысли. – Это была земля, с которой приходилось буквально выворачиваться наизнанку, чтобы выжать из нее доход. Но в ней был один сюрприз. Оказалось, что я буквально сидел на месторождении бокситов. Из них производят алюминий. По всей видимости, геологи неоднократно пытались добиться от Сэма согласия начать работы, но он их отсылал. После его смерти принялись за меня. Мы провели испытания – ну и закрутилось.

– Так вы владеете шахтой по добыванию бокситов? – воскликнула Пенни, и Мэтт засмеялся.

– Мне принадлежит огромная территория с овцеводческой фермой – эта. Чуть дальше лежат другие мои земли – но здесь мой дом. Еще мне принадлежит приличная доля доходов с шахты. Хотя это из-за них я попал в капкан, ведь Дэррилин не случайно выбрала меня – а я был слишком слеп, чтобы это понять. Но сейчас я могу спокойно говорить об этом. Я намереваюсь сделать из фермы лучшую станцию по разведению овец в штате, а может, и в стране. И похоже, судьба преподнесла мне приятный сюрприз в виде отличного повара, застрявшего волею случая в реке. Все, если я сейчас не лягу, то засну завтра прямо на тюке с шерстью. Доброй ночи, Пенни.

Девушка встала, но видно было, что она что-то напряженно обдумывает.

– Бокситы… Сэм Харридей… «Харридей Холдингз» – это связано с ним?

– Да.

– О боже, – ахнула Пенни. – Мэтт, мой отец хотел вложить деньги в эту шахту, но не смог себе позволить такую роскошь.

– Потому что акции держат крепко.

– Они принадлежат вам?

– Главным образом да.

– Но ведь вы, наверное, тогда мультимиллионер.

– Я же сказал вам, что заплачу за работу. Понимаете теперь, что я не шутил? И сомневаюсь насчет вашего предположения. – Мэтт пожал плечами. – Я себе это смутно представляю. Кстати, буду признателен, если вы не станете особо распространяться. Местные ничего не знают, а я понятия не имею, зачем проговорился вам.

– Потому что сегодня ночь секретов, – поддела Пенни и потянулась к его руке. – Мэтт… Где сейчас ваша мама?

– Умерла.

– Мне жаль. Но что-то мне подсказывает…

– Не надо!

Пенни поколебалась, но все же подняла руку и легонько погладила его по щеке.

– Не буду больше задавать вопросы… Но мне жаль, – прошептала она. – И еще больше жаль, потому что вы один из самых богатых людей в стране, но… все то, что вы мне рассказали, наверняка не отражает и половины боли, что вам пришлось испытать. Спасибо за то, что помогли мне, Мэтт Фрейзер, я бы многое отдала, чтобы как-нибудь помочь и вам в ответ.

Лучшее лекарство от страданий и душевной боли – это десять дней работы, поняла Пенни, причем желательно работы потруднее.

– У нас осталось лишь два больших стада, – с удовлетворением отметил Мэтт. – Четыре дня стрижки, и все. Погода стоит хорошая, повар старается на славу, так что я бы назвал эту стрижку лучшей из всех, которыми мне приходилось распоряжаться. Вы, Пенни Хиндмарш-Ферз, наш талисман удачи. И я намерен вас сохранить в команде.

Мэтт работал с рассвета до полуночи каждый день. А когда уходил к себе, из его окна еще долго можно было видеть свет и очертания склоненной над столом фигуры. Что ж, теперь было понятно, почему он так много работает: пять овцеводческих ферм, месторождение бокситов, акции – повсюду обязательства. Интересно только, почему он работает не в кабинете, где стоит массивный стол, а в спальне? Неужели из-за нее, Пенни? Но ведь днем он ее не избегает. Каждый день теперь у них повторялся некий ритуал: Мэтт уходил из дому засветло, и Пенни видела его лишь во время перерывов на еду, но зато в сумерках они сидели на веранде. Сначала выходила девушка, а потом к ней с тарелкой в руках присоединялся хозяин дома – уставший до изнеможения, иногда настолько, что, казалось, даже говорить не в силах. В такие моменты они сидели молча, наслаждаясь компанией друг друга. Пенни нравилось, что Мэтт рядом, и слова были излишни. Достаточно было смотреть на поднимающуюся над горизонтом луну, вдыхать ночной воздух и отдыхать от динамичного дня. А дни были очень динамичны! Пенни не позволяла себе расслабляться и старалась, чтобы каждый раз еда была не хуже, чем в предыдущий, и это как минимум. Ее усилия не оказывались напрасны. Отправляясь на смену, работники непременно говорили ей что-нибудь наподобие «Вот так пир» или «Черт возьми, Пен, эти лепешки ничуть не хуже бабушкиных». Эти слова были лучшей наградой. Но еще больше ее радовали комплименты Мэтта. Однажды он сказал: «Я бы вытащил и носорога из реки, если бы сразу знал, что меня ждет такая еда», – и Пенни почувствовала себя на седьмом небе от счастья. Еще больше ее радовало то, как он поглощал еду – так, точно каждая ложка была наполнена небесной амброзией.